Сергей Алдонин: «Творчество – единственный мост, соединяющий человека с классическим прошлым и прекрасным будущим»

В его творческом спектре умещается все: от постановки сериала «Папины дочки» для телевидения до спектаклей по Булгакову на драматической сцене. А свои первые театры он организовал еще в школе и армии. В гостях у журнала «Вокруг ЖэКа» – замечательный российский режиссер, драматург и педагог Сергей Алдонин.

– Сергей Эдуардович, расскажите о своем детстве. Где вы выросли?
– Родился я в Ленинграде, родители были тогда студентами, физиками-математиками. У меня были проблемы со здоровьем: шея не держала голову. Родители тогда были заняты учебой и отправили меня в Красноярск к бабушке Гале. Когда они приехали к нам на каникулы через год, из комнаты выбежал мальчик, и мама спросила: «Ой, какой хорошенький! А чей это?» И бабушка ответила: «Ваш Сережа!» Бабушка год лечила мою шею народными средствами, не доверяя врачам: массажами, ванночками, травяными настоями… И моя шея выпрямилась. Так что все мое детство и почти все юношество я провел в Сибири (родители после учебы были распределены в Красноярск).
Папа был ученым, но маниакально любил искусство и спорт. Он таскал меня и маму по музеям, театрам, симфоническим оркестрам и бесконечно заставлял меня заниматься спортом. Я ненавидел спорт и математику, но периодически выигрывал математические и физические олимпиады, получал разряды в волейболе, биатлоне, лыжных гонках, легкой атлетике. Но это только потому, что днем и ночью надо мной с ремнем стоял отец. В дальнейшем эта закалка очень выручала меня – например, в армии.
Наша семья в связи с папиной работой меняла районы жительства – каждые два-три года я учился в новой школе. Новые друзья, коллектив, который мне приходилось завоевывать. Главными воспитателями в моей жизни были бабушки: Галина Прокофьевна Шейкина и Валентина Васильевна Алдонина. Обе были известными учительницами и женами государственных деятелей. Они давали психологическую устойчивость в моей сумасшедшей семье, пекли пироги, решали за меня математические задачи, шили мне одежду… Одна из них прожила 84 года, другая – 102.
Но, главное, что я жил в сказочное советское время. Мы не имели мобильных телефонов, компьютеров, электронных книжек, интернета. Мы писали длинные эмоциональные письма, отправляли их по почте, с трепетом ожидая ответа. У нас не было в дверях глазков, и мы открывали дверь на любой звонок и стук. В подъездах у нас не было домофонов – заходи кто хочешь. Детьми мы выходили гулять утром, а возвращались вечером, и родители были уверены, что все будет хорошо. Мы ходили в ужасной одежде и потертых ботинках, но мы были счастливы. Потому что была настоящая дружба до смерти, любовь до гроба и бесконечная вера во все, что предлагало государство. Главным были честь, совесть и вера в советскую страну, но не в деньги.

«Репетировали по ночам»
– Правда ли, что еще в школе вы организовали свой первый театр?
– После трагической смерти отца (а погиб он, когда мне было 11 лет) я как бы вырвался на свободу и пошел «во все тяжкие». Мама занималась моей сестрой, которой тогда был один месяц, работала на несколько ставок. А я завел себе старших друзей, которые участвовали в художественной самодеятельности – был такой модный тип тусовки нестандартной молодежи в то время. Я начал с ними тусоваться, ходить к ним на репетиции во дворец культуры – в общем, они стали моей семьей. Им всем было больше 18 лет и они постоянно готовились поступать в театральный институт. Но, как правило, почему-то не поступали. Насмотревшись на них, я решил попробовать в новой школе создать некое подобие их самодеятельного театра. Поскольку школа была ориентирована на детей ученых, мне пришлось трудно. Но характер у меня в бабушку: чем хуже, тем лучше. Мы тайно прокрадывались в школу по ночам и репетировали какие-то сценки, юморески, разучивали песни и постепенно перешли к спектаклям. И когда мы начали выдавать это на публику – учителей, одноклассников, родителей, то все были поражены силой нашего таланта, и школа постепенно сползла с математического на культурный уклон.
– Будучи в армии, вы также занялись созданием театра для солдат?
– Заканчивая среднюю школу, я поспорил со своими старшими друзьями, что поступ­лю в театральный. Они посмеялись надо мной, но на тот момент я один из всех и поступил, выучив за несколько дней стихотворение, басню и маленький отрывок из Гоголя.
Проучившись год в Красноярском государственном университете искусств, я понял, что мне не нравятся мастера. Я пошел в военкомат и «сдался» в армию. Военком, узнав, чей я внук, спросил: «А бабушка знает?» Я сказал: «Знает. И настаивает, чтобы я служил в Советской Армии». Он что-то подписал и сказал мне явиться завтра с вещами утром и сбрить патлы. Бабушка была в ярости, узнав про армию, но ничего не смогла поделать. И на следующее утро меня отправили в ракетную учебку в Пензенскую область. Через пять месяцев из учебки вышел старший сержант, которого заслали на Дальний Восток. Две недели в товарняке с дыркой в полу посередине (туалет), по бокам полати и сухпаек. Так я оказался в военном городке Спасск-Дальний.
Мне понадобился месяц для того, чтобы дать понять, что я не такой, как все, и попытаться в моем батальоне искоренить дедовщину, сделать из солдат людей. Следующий месяц я, помимо службы, занимался созданием новогоднего праздника для солдат и детей офицеров. Включал в игру солдат, офицеров, их жен. Жены офицеров встали горой за творчество, поскольку годами заниматься в глуши только домашним хозяйством было невыносимо. Всем хотелось чего-то нового, творческого, необычного, и многие из них поставили условие своим пассиям: «Если вы не будете делать то, что говорит этот сержант, в семье каждый день будет скандал». Благодаря такому «женскому семейному командованию» был создан Дальневосточный армейский молодежный театр «Эксперимент 8». После того как я отслужил в армии и уехал домой, этот театр просуществовал еще около 20 лет.

«Мы можем умереть с любовью, но не можем умереть с деньгами»
– Начало вашей профессиональной деятельности пришлось на начало 1990-х годов. Сложно было в то время?
– Мне кажется, что сейчас намного сложнее – нет ни принципов, ни отношений, ни культурных связей и стремлений. Что такое 90-е годы? Страна утонула в экономическом и политическом кризисе, межэтнических конфликтах бывшего СССР. Это время страшных терактов, убийств известных деятелей, войн. В то время я полностью погрузился в учебу. Моими учителями были профессор училища им. Щукина Леонид Калиновский, народные артисты Ролан Быков, Наум Орлов, Владимир Левертов, Марк Захаров. Таких мастеров уже нет. И тогда меня полностью погрузили в другую страну – страну искусства.
– Работа на телевидении стала для вас очень успешной. Какие телевизионные проекты были востребованы 15–20 лет назад?
– В 1999 году я учился на четвертом курсе ГИТИСа у Марка Захарова, и на мой спектакль «Мастер и Маргарита» пригласили известного российского продюсера Надежду Соловьеву. После спектакля она вызвала меня к себе и попросила меня стать главным режиссером предвыборной кампании «Ты прав». Мы летали с рок-шоу по всей стране, а Николай Фоменко был ведущим. С этого момента началась моя жизнь в шоу-бизнесе.
Я был главным режиссером «Русского радио», разрабатывал им концерты и шоу. Под моим руководством разрабатывались и проводились крупнейшие мероприятия: «Прорыв 2000» на Воробьевых горах, «Золотой граммофон» в Кремле, карнавал «Акватория М» на Москве-реке и многие другие.
Также меня начали приглашать на новомодные телевизионные передачи, хотя я тогда очень боялся телевидения и отказывался. А вот когда пригласили на одну из самых интересных для меня программ «Слава богу, ты пришел!», я согласился. Это было безумно интересно и строилось на актерской импровизации известных людей.
– Вы были режиссером телесериала «Папины дочки». В чем был секрет его грандиозного успеха? Не было ли идеи поставить одноименный спектакль на театральной сцене?
– Успех этого сериала объясняется доверием продюсеров к творцам. Это был первый ситком в стране, который стал нашим оригинальным продуктом. Подбор актеров происходил долго и тщательно. Огромное количество девочек прошло через кастинг, чтобы в результате отобрались именно эти. Какие же великолепные мастера работали вокруг них: Леонов, Самойленко, Федосеева-Шукшина, Волкова, Русланова, Верник, Кокшенов, Гришаева, Дюжев, Стержаков и многие другие. Каждый день на съемках собиралась настоящая семья.
– Расскажите о работе над сериалом о судьбе Людмилы Гурченко.
– Людмила Марковна Гурченко – величайшая личность, которую я когда-либо знал. Она была вне политики, вне социума, вне государства. Отдельная планета, ни от кого не зависящая и все испытавшая. Я подружился с ней примерно за два года до ее ухода, когда актер Сергей Фролов привел ее на спектакль «Мастер и Маргарита» в театр Станиславского. Она влетела в гримерку после спектакля и сообщила, что это самый настоящий Булгаков, из всего, что она видела. Мы стали близкими друзьями и приступили к разработке нового проекта спектакля «Гамлет», где она должна была сыграть Гертруду.
Многосерийный фильм о Люсе был логическим продолжением моего общения с великой актрисой, но уже после ее смерти. Сценарий долго писался и переписывался. В основу легли три ее книги: «Мое взрослое детство», «Аплодисменты, аплодисменты» и «Люся, стоп», а также истории, которые она рассказывала мне за ужинами в ее квартире в Трехпрудном. Невероятно сложно было найти актрису, которая будет играть Гурченко. После долгих и тяжелых кастингов я убедил канал «Россия», что это должна делать Юлия Пересильд. Дело не в том, похожа она на Гурченко или нет, а в том, что у Юли есть некоторые черты характера, которые были у Людмилы Марковны: жесткость позиции, непримиримость с обстоятельствами, острая и злая ирония, склонность к импровизации и т.д.
Дальше на съемки подтягивались те актеры, в которых я был уверен и которых любил: Коля Расторгуев, Коля Добрынин, Таня Лютаева, Надя Михалкова, Катя Климова, Петя Красилов, Макс Литовченко, Оля Тумайкина, Зоя Буряк, Карен Бадалов, Федя Малышев, Галя Петрова и многие другие. Сериал снимался сложно, с переездами в разные города, с обилием музыкальных номеров и спецэффектов, с реконструкцией войны… Но главное, что среди творческой группы не было посторонних людей – все обожали Люсю.
– Сложно ли в настоящее время подбирать актеров для исторических проектов? Ведь для того, чтобы сыграть людей прошлого, необходимо знать и чувствовать стиль эпохи.
– Сложно ли? Иногда кажется, что это невозможно. Люди современного мира живут другим временем, не углубляются в склад мыслей прошлых поколений. Но когда погружаешься в историю, разгадываешь мотивы поступков, видишь про это сны, читаешь книги об этом, буйно фантазируешь – вдруг понимаешь, что к чему. Вернитесь чуть-чуть назад, и за счет этого вы уйдете вперед, ибо ничего нет в жизни важнее, кроме любви, дружбы, преданности, принципиальности, честности, жертвенности. Мы можем умереть с любовью, но не можем умереть с деньгами.
– Есть ли у вас увлечения, не связанные с профессиональной деятельностью?
– Все мои увлечения подстроены под профессиональную деятельность. Занимаюсь ли я спортом, рисую ли я картины, занимаюсь ли домашними животными или цветами, прыгаю ли с парашюта, лечу ли на дельтаплане, поднимаюсь ли на склон горы – всегда я думаю о профессии, провожу параллели с сюжетом пьесы или фильма, прикладываю к ним актеров. Я очень люблю путешествовать по миру, знакомиться с врачами, уборщицами, сантехниками, полицейскими, официантками, священниками и другими людьми – слушать истории об их жизни. В это время я перезаряжаюсь и начинаю скучать по работе.

«Важно, чтобы во всем, что вас окружает, была видна искра таланта»
– Вы живете в так называемом «Доме авиаторов», где вместо нижних этажей установлены железобетонные опоры. Каковы ощущения от проживания в столь оригинальном архитектурном сооружении?
– Насколько мне известно, архитектор этого дома Андрей Меерсон вдохновлялся идеями архитекторов-конструктивистов начала XX века – Корбюзье, Мельникова и других. Основной мыслью была удивительная «экологическая линия» – архитекторы стремились не отнимать у земли ни сантиметра травы и цветов, поэтому во всех подобных домах на ножках на крышах планировались газоны и естественные пляжи с бассейнами. В силу обычных для России обстоятельств крыши-пляжи так и остались в проекте. Но сама идея единства с природой, несмотря на железобетонные основания, все же живет в этом доме, обтекаемом со всех сторон воздушной стихией, рождающей ощущение полета и устремленности в будущее, что очень важно для творчества.
– Можно ли сказать, что архитектура городского пространства формирует качества человека и его эстетический вкус?
– Архитектура, безусловно, является очень сложным и важным искусством. И как любое искусство, не только отражает личность автора произведения и окружающую действительность, но и программирует реальность. Мы в наше время сильно отдалились от природы, от всего того, что она создавала миллионы лет. Мы едим искусственные продукты, смотрим созданные с помощью компьютера видео и живем в искусственно созданном ландшафте. Поэтому категорически важно, чтобы во всем, что вас окружает, была видна искра человеческого таланта. Окружающее нас коммерциализированное общество бесконечно генерирует стандартные, серые, но чаще всего бездарные формы, вкусы, цвета. Единственная, живая, подлинная, настоящая альтернатива, которую можно предложить людям, – это творчество. Творчество – это единственный мост, способный соединить современного, измученного цифровизацией человека, не только с классическим прошлым, но и с прекрасным будущим. Архитектура способна не только формировать человека и его эстетические взгляды, но и потенцировать его на свое собственное творчество и на продолжение общей линии культурного развития.
– Если бы у вас была возможность построить здание своего театра, какое архитектурное решение для него вы бы выбрали?
– Театр, который мы создали дружной командой под руководством директора Николая Голубева, в котором мы ставим и играем наши спектакли и где работает наша театральная школа, находится в уникальном доме на Большой Садовой, 10. Этот дом построен в начале прошлого века в стиле модерн, он хранит ауру присутствия Михаила Булгакова, Сергея Есенина, Айседоры Дункан, Федора Шаляпина, Константина Станиславского, Петра Кончаловского, Сергея Прокофьева и многих других творческих людей. Сейчас здесь находится единственный в России музей «Булгаковский Дом» и Театр имени М. Булгакова. В этих стенах мы по-прежнему сохраняем дух творчества, наполняя пространство новыми смыслами, спектаклями, творческой энергией. Просто удивительно, как много всего поместилось в нашем театрально-музейном пространстве. Конечно же, мы бы хотели его расширения – Булгаковское «пятое измерение» уже не вмещает столько культурных инициатив и проектов. В наше время театр начинается не столько с вешалки, сколько с идеи и финансирования. Наша идея театра-дома не только доказала свою жизнеспособность, но и способность к обновлению и развитию. У нас уникальные зрители, актеры, сотрудники. Нам бы хотелось получить государственную финансовую поддержку.
Самое важное в архитектуре, с чего она начинается – это локация и ландшафт. Я как режиссер, драматург, педагог считаю, что современный театр должен быть поддерживающей инфраструктурой для развития полного спектра культурной деятельности – от репетиционных залов и мастерских до лектория и звуко-видеозаписывающих студий. Конечно же архитектурный стиль, задающий общий настрой сотрудников театра и зрителей, важен, он должен отражать творческий характер деятельности и настраивать посетителей соответствующим образом. Кроме того он должен гармонировать с окружающими зданиями. Уверен, что, если мы получим дополнительное помещение, то сможем вместе с архитектором выбрать наиболее гармоничный вариант. 

Беседовал Виктор Кудинов