Макар Запорожский: «И плотник, и актер должны работать от сердца»

Широкая публика узнала Макара Запорожского после сериала «Молодежка» (2013) о буднях молодых хоккеистов. Сейчас Макару 31, фильмы и сериалы с его участием выходят один за другим. И, кажется, 2021 год будет для него особенно урожайным: в январе на Первом канале вышел сериал «Солнечный круг», в феврале – «Мастер», а впереди несколько новых премьер. О своей жизни и взглядах на профессию актер рассказал журналу «Вокруг ЖЭКа».

«Театральная среда была естественной атмосферой»
– Макар, вы родились в семье потомственных актеров, расскажите о своем детстве.
– Мои родители – актеры, старший брат тоже актер. Папа – Виктор Николаевич Запорожский, больше 30 лет работает в театре им. Маяковского, мама Наталия Алексеевна Макарова дослужилась до звания профессора в Высшем театральном училище им. М.С. Щепкина, где и преподает сценическую речь. Они познакомились в Рижском ТЮЗе, где тогда работала мама, а папа тоже приехал по работе. В середине 80-х они переехали в Москву, где и родились мы с братом.
– Насколько мнение ваших родителей повлияло на выбор будущей профессии?
– Это было предопределено, наверное. Среда, в которой ты формируешься, имеет самое непосредственное влияние на тебя. Я часто бывал у них на работе, играл в театре какие-то детские роли, с шести лет в рекламе снимался. Это все было в Москве. С папой по гастролям ездил – по России и в Прибалтику. У мамы в училище тоже бывал часто, подолгу там находился, воспринимая театральную атмосферу. Я точно не помню всех городов, в которых приходилось бывать с гастролями родителей. Но когда в зрелом возрасте приехал в Екатеринбург, то сразу узнал город – Храм Спаса-на-Крови и пруд, где сейчас «Ельцин-центр». Всплыли воспоминания из детских поездок с родителями!
В памяти все детские поездки слились в одно большое воспоминание. Но эти переезды, вращение в актерской и театральной среде сделали свое дело – я потихоньку впитывал ритм будущей профессии. А еще летом по несколько месяцев жили в театральном общежитии в Серебряном бору. Там актеры жили с семьями, и для нас, актерских детей, не было разделения на жизнь в театре и вне его. Театральная среда и была той самой естественной атмосферой, которая нас окружала. А вот дома репетиций у родителей не было, я этого не помню. Зато помню тяжелое время девяностых – актерской зарплаты не хватало, и папа за деньги собирал мебель, ванные эмалировал. Я с ним тоже ездил: пока он делом занимался, я играл с чужими детьми.
– Вы проходили срочную армейскую службу в качестве актера Театра Российской армии. Расскажите об этом опыте.
– Местами было весело, местами грустно, а в общем – хорошо. Театр ведомственный и приписан к Министерству обороны РФ. Есть ряд ролей, в которых заняты актеры-солдаты, среди них был и я. Солдаты каждые полгода меняются – одни уходят, другие приходят. По функции это была массовка, но была и возможность как-то проявить себя на сцене. Для меня это время было полезным с точки зрения приобретения дисцип­лины и ответственности.
– У вас уже внушительный список ролей. Какие киноработы вы считаете для себя наиболее важными с точки зрения актерской самореализации?
– Мне кажется, что моя первая главная роль в сериале «22 минуты» была достаточно удачна. Только мы снимали одно кино, а вышло совсем другое. Выпускающие продюсеры перемонтировали весь материал таким образом, что в итоге получилось не совсем то, на что мы рассчитывали. Монтаж изменил характер сыгранного. Но, мне кажется, я был честен с собой и с окружающими. Остальное уже не от меня зависит. Актер – лишь часть большой команды, которая создает съемочный материал.
Была интересная работа в сериале «До самого солнца». Мы его снимали в Крыму, он так и не вышел. Сейчас закончили работу над фильмом «Храни меня, мой инстаграм» – фильм братьев Олега и Владимира Пресняковых. Там у меня тоже интересная роль. Судя по тому, что я чувствовал во время съемок, будет нечто особенное – по крайней мере, для меня.
В сериале «Мастер» я сыграл члена гоночной команды «Камаз-Мастер». Это результат коллаборации концерна «КАМАЗ» с кинокомпанией Федора Бондарчука. Получился сериал, снятый при поддержке Минкульта и правительства Республики Татарстан, который повышает престиж профессии гонщиков. Съемки проходили по реальным местам славы именитой команды. В том числе снимали на территории ­научно-технического центра «КАМАЗ» в Набережных Челнах, на тренировочных полигонах команды в Казани, Астрахани, Казахстане, ну и в Москве.

«Призвание – это и есть рядовая предрасположенность»
– Если сравнивать актерскую работу в кино и телевизионных сериалах, в чем принципиальная разница с точки зрения раскрытия образов персонажей? Влияет ли количество серий на характер и качество игры?
– Характер и качество игры зависят от самого актера. Насколько он может работать в условиях интенсивных съемок, когда надо отснять 15–20 минут в день, или в режиме съемок полного метра, когда мы можем себе позволить снимать две минуты в день. Насколько ты можешь приспосабливаться, насколько твой внутренний ритм может отзываться на заданные обстоятельства. Если сравнивать полный метр и сериалы, то и те и другие бывают плохие и хорошие. Особенно сейчас, когда стали уделять большое внимание сериалам и их качество повысилось, а зрительская аудитория расширилась.
– В этом году вышли новые сериалы с вашим участием. Расскажите об этих работах.
– Помимо сериала «Мастер», про который я уже рассказал, вышел «Солнечный круг» – тоже большой и важный для меня проект. Мой персонаж – акробат и вольтижер Николай, который работает в цирковой династии воздушных гимнастов, балагур и весельчак. А заодно и главарь банды фарцовщиков и контрабандистов конца 70-х годов. Поскольку цирк бывает в зарубежных гастролях, то они позволяют себе что-то прихватить из России на продажу, а на обратном пути ввезти контрабанду. Мне пришлось раскрывать особенности авантюрной натуры главного героя. Но в то же время он отвечает за всех своих братьев и сестер в семье, в этом видна противоречивость его личных качеств.
– Профессия актера – самая обычная или к ней предрасположены избранные?
– Мне кажется, призвание – это и есть рядовая предрасположенность. У каждого есть какое-то особое призвание – другое дело, что кто-то ему следует, а кто-то нет. Кому-то интересно, а кому-то скучно выполнять возложенную на него работу. Хороший плотник – редкость и хороший актер – редкость. Работа должна быть от сердца.
– Может ли погружение в роль отражаться на внутренних свойствах актера? Насколько трудно выходить из образа своего персонажа?
– Раз на раз не приходится – бывает, что очень даже непросто. С технической точки зрения я не тот тип, который умеет перерождаться целиком во что-то совсем другое. Тут совокупность факторов решает роль. В роли может быть другой темпоритм существования, контекст повествования, другая история, другая картина. Но не все зависит только от актера. Потому что у оператора тоже есть свое решение о том, как это должно быть рассказано. За счет всего этого формируется и твой образ в том числе. Как герой выглядит, как ходит, как говорит – все это совокупность работы съемочной группы.
Мне важно сделать по-честному то, что меня тревожит, беспокоит. Была у меня картина на исторический сюжет по Смутному времени. Современному человеку нисколько не сложно сыграть человека из прошлых веков. Один историк сказал, что вся история – это фантастика. Как, однако, говорил нам один из наших учителей, всегда важней, что случилось, а не то, как это выглядело. Самое главное – передать суть происходящего.
– Какие роли даются вам легче, а какие требуют большего напряжения с точки зрения эмоциональной вовлеченности?
– Все считали, что я такой лирический и мужественный герой – барышню полюбил, кого-то прикрыл собой в трудной ситуации, пошел и совершил решительный поступок… Такие роли внешне кажутся ясными, понятными, простыми, но на самом деле по содержанию они для меня все сложнее и сложнее. Потому что я от себя требую иных качеств в таких материалах. Может, кому-то, кто видит меня в сложившемся амплуа, этого не надо, но мне ходить с одинаково серьезным и мужественным лицом во всех ролях не очень комфортно, что ли. Мне нравятся подвижность, юмор, легкая энергия – то, что мне, как считается, не очень свойственно. Роль героя, у которого ничего нет ни за спиной, ни впереди, мне очень близка. Именно таков мой герой в сериале «До самого Солнца». Это про музыканта и опять про 70-е годы, от этой роли я получил огромное удовольствие.

«У нас архитектурно-­актерская семья»
– Есть ли у вас хобби, не связанные с актерской профессией, чем увлекаетесь, помимо основной деятельности?
– В хоккей люблю играть! А вот смотреть его редко получается.
– В каком городе вы чувствуете себя дома и какой город не очень соответствует вашему внутреннему миру?
– Я много по свету поездил, много где понравилось. Но есть место, которое совсем не мое – это Лас-Вегас. Какой-то адский котел! Несмотря на то, что там есть великолепный цирк «Дю Солей» и шоу про «Битлз». Был я в Ханое, в Абу-Даби – замечательные места со своей атмосферой. В России ты круглые сутки занят делами. И для того, чтобы просто оглянуться, посмотреть вокруг, просто не хватает времени… Люблю вырваться на природу, вот недавно были в «Розе Хутор» – прекрасная была поездка, жаль, что непродолжительная.
– Вам ближе современная архитектура или вы пред­почитаете историческую застройку центральной части города?
– Я чувствую себя хорошо в обстановке, не связанной с безликой застройкой. Меня не так смущают кирпичные пятиэтажки, как эти четырнадцатиэтажные тоскливые коробки. С современной архитектурой надо быть осторожнее, там слишком большой размах. Мне ближе что-то изящное. Дореволюционный период в архитектуре заставляет меня трепетать. Застройка может быть много­этажной, но оставаться при этом изящной. Например, как дома, которые находятся на пересечении Ленинградского проспекта в Москве и Третьего транспортного кольца (там, где Конюшенная, Скаковая улицы). Я говорю о девятиэтажном доме довоенной постройки – он увит какими-то лепестками, другими украшениями… Ленинградка вплоть до Белорусского вокзала должна была вся быть застроена подобными зданиями. Но началась война – и этот дом остался единственным в своем роде.
– Среди современных архитекторов идут вечные дискуссии по вопросу сталинской застройки. Одни говорят, что это великолепно и фундаментально, а другие – что это архитектура тоталитаризма, которая подав­ляет личность и заставляет человека быть винтиком в государственной машине. Как бы вы прокомментировали эти точки зрения?
– Стать винтиком человека заставляет он сам, а в сталинском ампире столько всего прекрасного. Просто сердце кровью обливается, когда вспоминаешь ныне заброшенный санаторий им. Орджоникидзе в Сочи. Это грандиозное сооружение середины 1930-х годов! На возвышении, с каким-то невероятным фонтаном, горизонт сливается с морем. К сожалению, убранство этого дворца совершенно заброшено. Великолепные потолки и плафоны находятся в удручающем состоянии. А ведь все это можно использовать, как и раньше… Мне кажется, что ампир 30-х – это наше огромное достояние. Да, могут быть негативные ассоциации, связанные с действиями властей того исторического периода. Но архитектура здесь ни при чем. Кстати, мои тесть и теща – архитекторы и практикующие реставраторы. Николай Николаевич Смирнов до сих пор занимается восстановлением старинных храмов и монастырей, а Ирина Михайловна Смирнова даже часы на Лубянке реставрировала в молодости, а сейчас входит в экспертный совет и занимается экспертизами по реставрации и строительству. Так что можно сказать, что у нас архитектурно-актерская семья! 

Беседовал Виктор Кудинов