Московских окон негасимый свет
Мэтью Бенфорду нравилось в Москве. Начать с того, что представлять в русской столице крупное американское издание – это щекотало профессиональное честолюбие. В Москве он на все сто реализовывал свое журналистское мастерство. Здесь было о чем писать. Это тебе не прежняя работа в Маниле с ее опереточной политикой. Здесь мировой масштаб.
Русская kommunalka
И потом, Мэтью нравились русские с их безмерным радушием и безграничной верой в самобытность своей страны и ее культуры. Правда, когда он просил своих русских друзей показать ему их «ареал обитания», то есть квартиру, то большинство из них сокрушенно разводили руками. Дескать, сейчас, дружище, у меня ремонт. Странно, что в Москве ремонт происходит у всех одновременно. Но ничего, встречаться можно и на пикнике.
Вот где раскрывалась русская душа! И ему, Матвею – так Мэтью звали русские друзья – импонировало, когда они одобрительно похлопывали его по плечу: молодец, знаешь наши песни.
Одна из них, исполнявшаяся в разных аранжировках от Утесова до Гурченко, привлекала Бенфорда своей раздумчивой философией, вмещавшейся в урбанистический контекст. «Московские окна». И Мэтью даже охотно солировал, не стесняясь своего акцента:
«Вот опять небес
темнеет высь;
Вот и окна в сумраке зажглись».
Как-то, возвратившись домой, он задумался над строчками:
«Я могу под окнами мечтать,
Я могу как книги их читать».
О, находка! Окна как книга жизни москвичей!
Вечером следующего дня американец отправился побродить по жилым районам русской столицы. Во всех окнах горел свет. Ни одной темной глазницы. Получалось, что ни одна комната ни в одной квартире не пустовала. Все жили одновременно всюду. И как ни перелистывай эту «книгу жизни», выходило, что его московские друзья и друзья этих друзей живут скученно. И через несколько дней в американской газете появилась статья под заголовком: «Широкая русская душа обитает в стесненных жилищных условиях». И подзаголовок: «Что такое русская kommunalka».
Было это в 1970-х годах…
Из «хрущевок» – в «собянинки»
Но вот недавно я повстречался с Мэтью Бенфордом в Баварии, где тот сейчас работает. Произошло это на вечеринке в кругу местных журналистов. Помнит ли Мэтью свою статью про московские окна? «Ну как же, – отвечает, – тогда в какой-то советской газете появилась язвительная реплика. Что-то в духе: американский журналист увидел в освещенных окнах сплошной мрак».
Но он, Мэтью Бенфорд, прикипел к Москве, интересуется, как там дела. От своих московских коллег знает, что сейчас в русской столице вроде уже нет того, что в его время было известно во всем мире как kommunalka. Тогда, вспоминает он, в таких жилищах ютились 500 тысяч семей.
Ох, эти «коммуналки». Неизбывный бич Москвы. Пресловутый «квартирный вопрос».
Тема увлекла американца и его русского собеседника.
Ладно, заходим на сайт московской мэрии. Тут американец хлопает себя по лбу: «Пропустил! А ведь это надо было включить в ту мою статью, и не было бы тогда колкого комментария в советской газете». Оказывается, в те годы, когда Мэтью звали Матвеем, как раз запускался второй Генеральный план развития Москвы. Его десятилетняя реализация позволила к началу 1980-х годов увеличить жилой фонд вдвое, а 4 млн москвичей – вселиться в теперь уже отдельные квартиры. «Надо было тогда, в начале 1970-х, – замечает Мэтью, – когда в Москве было 5–6 кв. м на человека, написать про перспективу, это было бы корректнее».
А кстати, сколько сейчас? Он щелкает мышью: «Ага, сейчас вроде на каждого москвича приходится где-то 15–18 «квадратов». А посмотрим, сколько разрешает власть?».
«Не «разрешает», а предусматривает, – возражает русский собеседник. – Давай посмотрим Жилищный кодекс». Оказывается, примерно столько же.
«Поздравляю, – реагирует американец, – это вдвое меньше, чем у нас, но вполне себе европейская норма». Ну, договорились.
«Щелкнули» программу реновации. Мэтью бормочет: проект охватывает 1,6 млн человек – это же 15 таких городов, как Санта-Барбара! Сравнение импонирует русскому собеседнику, хотя он не уверен, что далекий приморский городок сравним с урбанистической Москвой. В свою очередь он рассказывает американцу, что дома, возводимые по программе реновации, москвичи уже успели окрестить «собянинки». Ну, дериватив от фамилии мэра. По аналогии с «хрущевкой». Находим на каком-то сайте один такой дом. Мэтью морщит лоб, пытается вспомнить какую-то русскую прибаутку. «А! – восклицает, – две большие разницы!»…
