Ромуальд Крылов-Иодко: «Занимаясь культурой, бо’льшую часть времени решаешь вопросы ЖКХ»

О таких людях, как Ромуальд Крылов-Иодко, принято говорить «интеллигент в n-ом поколении». И дело не только в том, что сегодня он директор старейшей московской Библиотеки-читальни имени Ивана Тургенева, а до этого возглавлял созданную им Библиотеку искусств имени Алексея Боголюбова.
Действительный член Академии народного искусства РФ, заслуженный работник культуры Российской Федерации, Ромуальд Ромуальдович Крылов-Иодко относится к тому редкому типу людей, обладающих особым культурным кодом, который сложно наработать самостоятельно и который незримо передается от одного поколения к другому, что называется, на генном уровне.

«Работа была трудная, но интересная»
– Ромуальд Ромуальдович, вы много десятилетий трудились в области культуры нашей столицы. Чем больше всего вам запомнилась ваша работа?
– Я горжусь тем, что прошел многие ступени в Управлении культуры с должности самого младшего инспектора. Потом перешел из района в Главк. Более 24 лет возглавлял Управление культуры Центрального административного округа Москвы, одновременно являясь заместителем руководителя столичного Департамента культуры. И я вам могу со знанием дела сказать, что, занимаясь культурой, большую часть времени приходится решать вопросы ЖКХ. Все имеет свою основу. Не имея прочной крыши, надежного теплоснабжения и других необходимых условий, как можно вообще говорить о культуре? Директора подведомственных учреждений всегда со страхом думали, что сейчас приедет Крылов-­Иодко и снова будет проверять туалеты, подвал и гардероб. А как иначе? Я считаю, что если нет порядка в основе, то нет порядка и во всей организации. Как можно говорить о возвышенном и великом, когда на это великое с потолка вода капает или канализацию постоянно прорывает?
Мой первый рабочий день в отделе культуры Ленинского райсовета Москвы начался с коммунального ЧП. Представьте себе меня в 1985 году. Я прихожу в светлом, почти белом костюме, а мне говорят: «В подвале Центральной детской библиотеки имени Н.К. Крупской прорвало трубу. Надо спасать книги!» И я сразу туда поехал. Несколько часов таскал книги из затапливаемого подвала. Этот случай, кстати, очень сильно повлиял на отношение ко мне как к новому сотруднику. Вообще работа была трудная, но интересная. Практически без выходных, ведь все ключевые культурно-массовые мероприятия, как правило, проводятся по субботам-воскресеньям.

«Меня окружали люди XIX века»
– Где прошло ваше детство?
– Я родился в 1957 году в Москве и рос на улице Горького, в доме №6 (Саввинское подворье). Сегодня это Тверская. Это была одна из лучших квартир во всем доме: центральный подъезд, бельэтаж. До революции в ней жил пионер русского кинематографа Александр Ханжонков. В свое время эта квартира была настоящей меккой русского кинематографа, там постоянно бывала Вера Холодная и другие звезды эпохи немого кино. В коридорах были установлены дополнительные антресоли, обитые железом. В них Александр Алексеевич хранил пленки с кинофильмами.
С детства меня окружали люди скорее XIX века, чем XX-го. В многочисленных комнатах коммунальной квартиры жили представители старой московской интеллигенции. Постепенно они уходили и им на смену приходили люди другой эпохи, другой культуры.
Вообще, по моим наблюдениям, человек, который вырос в квартире с высокими потолками и с дверями в три метра, совершенно по-другому видит и чувствует этот мир.
– Кто были ваши предки?
– По линии отца родственники жили в городе Слуцке. Сейчас он на территории Республики Беларусь, а до этого много раз был то польским, то литовским владением. Мой дед, которого, кстати, тоже звали Ромуальд Ромуальдович, был органистом Московской консерватории им. П.И. Чайковского и параллельно занимался настройкой практически всех органов Москвы. Также он является одним из инициаторов создания Научной музыкальной библиотеки им. С.И. Танеева, о чем сохранились архивные документы.
По маминой линии родня с XIX века жила в Москве. Дедушка, Константин Крылов, был инженером. Но так получилось, что почти все мамины родственники – родители, братья и сестры в разное время умерли от туберкулеза. Маме самой пришлось лечиться от этой болезни, это уже было сразу после моего рождения.
В 30-х годах прошлого века мама поступила в Мерзляковское музыкальное училище при Московской консерватории и с успехом ее окончила. У нее был замечательный красивый голос – лирическое сопрано. До войны она выступала в оперетте, потом в Государственной академической хоровой капелле под управлением А.А. Юрлова. Ее приглашали петь на специальных закрытых концертах для членов Политбюро ЦК ВКП(б): Сталина, Молотова, Калинина и др. Для них пели великие солисты Большого театра СССР: И.С. Козловский, Н.А. Обухова, М.Д. Михайлов и другие. Дирижировали Н.С. Голованов или А.Ш. Мелик-Пашаев.
Из-за хронической болезни легких ее голос стал пропадать. И тогда она решила поступить на библиотечное отделение Московского государственного института культуры. Ей тогда уже было около сорока лет. Окончила учебу с отличием. У нее всегда была прекрасная память и отличный художественный вкус. Сейчас, перечитывая ее воспоминания о прошлом, я вижу, как она интересно описывает свою первую любовь, свои гастрольные поездки. И это все было написано очень красиво, сердечно, поэтично.
После окончания института она работала заведующей библиотекой ЦСУ СССР, затем стала заведующей отделом учебной и художественной литературы Научной нотно-­музыкальной библиотеки им. С.И. Танеева – той самой, которую организовывал мой дед по отцовской линии.

«Судьба отца складывалась в духе времени»
– Как получилось, что ваш отец стал скульптором?
– Он родился в 1894 году в Слуцке, где в 1912 году окончил местную гимназию. В его аттестате зрелости указано, что он с успехом усвоил курс по русскому, латинскому, греческому, французскому и немецкому. Кроме этого он свободно говорил на польском, литовском, белорусском и эсперанто. Получается, что в 18 лет он владел уже девятью языками. Мог бы сделать хорошую дипломатическую карьеру, но его увлекало творчество. Он отлично вырезал по дереву, кости и камню. Поэтому в 1912 году Ромуальд Ромуальдович Иодко приезжает в Москву и поступает в Императорское Строгановское училище. Его учителем в Строгановке становится Николай Андреевич Андреев. Человек-универсал: скульптор, художник, график. В своем творчестве он отдал дань множеству направлений – импрессионизму, символизму и реализму. Николай Андреевич был автором более 120 памятников Владимиру Ильичу Ленину. А в те времена это была очень почетная и ответственная работа, простому скульптору ее не поручали. В свою очередь Андреев – яркий ученик знаменитого скульптора Сергея Михайловича Волнухина. Это его памятник первопечатнику Ивану Федорову сегодня стоит возле дома №2 по Театральному проезду. А до этого он исполнил замечательный бюст Павла Михайловича Третьякова, находящийся сейчас в Третьяковской галерее. Кстати, скульпторы не говорят «бюст», они говорят – портрет.
Отец учился в Строгановке шесть лет и окончил ее уже после революции – в 1918 году. О том, что он был очень талантливым студентом, говорит, например, такой эпизод. В 1913 году на 300-летие Дома Романовых руководство Строгановского училища поручило учащемуся второго курса Ромуальду Иодко вырезать из дерева шкатулку, которая стала подарком от всего училища императорской семье в дни юбилейных торжеств. К сожалению, дальнейшая судьба этой шкатулки мне неизвестна.
– Как складывалась судьба вашего отца в первые годы Советской власти?
– В духе того непростого, но интересного времени. Уже в 1917–1918 годах он приступает к работе над двумя скульптурами физкультурниц, которые устанавливаются перед зданием Института физкультуры по улице Большая Гороховская, дом 22 (ныне улица Козакова). В это время он знакомится с Анатолием Васильевичем Луначарским, который был одним из инициаторов создания этого института. В 1924 году по просьбе Луначарского отец создает портрет (бюст) Айседоры Дункан, поклонником творчества которой он сам был начиная с 1922 года: ходил на ее выступления, делал рисунки, наброски. Работа над портретом выполнялась с натуры, Айседора позировала ему несколько раз в его мастерской.
С 1925 по 1926 год Ромуальд Ромуальдович идет работать во ВХУТЕМАС в качестве младшего, а затем старшего ассистента кафедры скульптуры по научно-методической и педагогической работе, а с 1926 до 1930 год, после реорганизации ВХУТЕМАСа, – во ВХУТЕИН, становится доцентом кафедры скульптуры.
Когда и ВХУТЕИН реорганизовывают, он переходит в качестве доцента-руководителя кафедры скульптуры в Московский архитектурный институт, где работает до 1937 года. Это один из самых ярких периодов его творческой биографии.
– Именно в это время им создаются скульптуры, которые впоследствии станут настоящей классикой?
– Да. В 1930-м и в 1933-м он создает первый и второй варианты скульптуры «Прыжок в воду», вошедшие в историю под названием «Пловчиха». Второй вариант установлен на набережной Москвы-реки на территории Нескучного сада ЦПКиО им. М. Горького. Работа «Пловчиха» имела большой успех. В 30-х и 50-х годах она была установлена во многих парках и санаториях СССР – например, в Калуге, Кисловодске, Таганроге, Геленджике, Сочи. Одна из копий даже попала в Сандуновские бани.
С 1930 года во многих городах страны: в Воронеже, Днепропетровске, Оренбурге, Омске, стали устанавливать фонтан «Детский хоровод», другое его название «Бармалей». Один из таких фонтанов был размещен в Сталинграде перед Музеем обороны города Царицына.
Фонтан был сделан как иллюстрация к сказке Корнея Чуковского «Бармалей», в которой по просьбе доброго доктора Айболита крокодил проглатывает злодея. Шестеро детей – три мальчика и три девочки – танцуют, взявшись за руки, вокруг крокодила. Этот фонтан обрел мировую известность в августе 1942 года, когда после немецкого авианалета на Сталинград его сфотографировал фронтовой корреспондент Эммануил Евзерихин. Фотография облетела весь мир и стала настоящим символом Сталинградской битвы и Победы, а позже вошла в сокровищницу мировой культуры. Сам фонтан много раз реконструировали. В 2013 году на торжественной церемонии открытия восстановленного в Волгограде «Детского хоровода» присутствовал президент России Владимир Путин.

«В скульптуре «Строительница» черты мамы видны отчетливо»
– Расскажите историю ­создания знаменитой парковой скульптуры «Девушка с веслом».
– Сегодня мало кто помнит, что на самом деле таких скульп­тур было несколько. В 1935 году почти одновременно свои варианты этой композиции представили мой отец и представитель направления «академический модерн» Иван Шадр. Полное имя этого талантливого скульптора – Иван Дмитриевич Иванов. В 20-е годы он взял себе творческий псевдоним в честь города Шадринска Курганской области, где родился. Его вариант полностью обнаженной девушки с веслом, выполненный в стиле А.Майоля, был высотой 12 м вместе с постаментом. Ее установили в центре фонтана в ЦПКиО им. М. Горького, но очень быстро убрали и перевезли в Луганск. Для советской морали того времени это было слишком откровенным произведением. Говорят, Иван Шадр в качестве натурщицы пригласил позировать очень известную в довоенных художественных кругах модель Веру Волошину. Студентка Московского института физкультуры была, как говорится, спортсменка, комсомолка и просто красавица. Она занималась гимнастикой и легкой атлетикой, прыгала с парашютом и даже училась пилотировать истребитель И-153 «Чайка». Ее судьба очень печальна. Как и многие комсомольцы, в первые дни войны она ушла на фронт добровольцем. Попала в диверсионно-партизанскую школу Западного фронта. В ноябре 1941 года вместе с группой разведчиков-диверсантов, в которую, кстати, входила и Зоя Космодемьянская, была переброшена в тыл к фашистам. Там, как известно, девушки были схвачены и казнены практически одновременно, 29 ноября Зою повесили в селе Петрищево, а Веру в соседней деревне Головково. Только в 1994 году разведчице Вере Волошиной было посмертно присвоено звание Героя России. Не самая удачная судьба постигла и ее скульптурный образ. Иван Шадр сделал менее сексуальный, «одетый» вариант «Девушки с веслом», который простоял в ЦПКиО им. М. Горького с 1936-го по 1941 годы. Но во время вражеского авианалета в нее попала авиабомба, и скульптура была навсегда утрачена.
– А что с вариантом вашего отца?
– Скульптуру Ромуальда Ромуальдовича партийное руководство и пресса приняли очень благосклонно. Все отмечали, что скульптура буквально пронизана молодостью, женственностью и верой в светлое будущее. Первый вариант скульптуры в 1935 году был поставлен в комплексе фонтана на стадионе «Электрик» в Черкизово и на набережной Москвы-реки. Через год второй, более совершенный вариант «Девушки», был установлен на водном стадионе «Динамо» и во многих городских парках, санаториях и на спортивных сооружениях СССР. Насколько мне известно, сегодня эта работа существует в Петрозаводске, Хабаровске и Геленджике Геленджике и других городах.
– Образ «Девушки с веслом» был вдохновлен вашей мамой?
– Нет. Мои родители впервые встретились в 1937 году. Маме тогда было 20 лет. Она еще училась вокалу в Мерзляковском музыкальном училище. Но после той знаменательной встречи мама действительно станет музой Ромуальда Ромуальдовича до конца его жизни. У меня сохранилось письмо 1938 года, где он пишет ей: «Как печальны будут мои девушки в скульптуре, какими чистыми и целомудренными они будут, в каждой будет частица от тебя. И если ты увидишь мои работы – ты поймешь, что ты в них…».
В 1937 году на Башнях управления канала «Москва-Волга» была установлена скульптура «Строительница». В этом образе черты моей мамы лично мне видны очень отчетливо. А последняя его работа – «Девушка с ящерицей», выполненная в 1966 году, – это совершенно точно мама.
Но влюбленность моего отца никак не повлияла на близость их отношений, тем более что до 1952 года он был женат на другой. В те времена люди жили по совершенно другим понятиям, чем сегодня.
– Печально памятный 1937 год на судьбе ваших родных не отразился?
– 1937-й нет. А вот 1948-й – да. В мае 1948 года состоялась печально знаменитая Вторая сессия Академии художеств СССР. Начались гонения на «безродных космополитов», а точнее, на художников, которые ценили истоки изобразительного искусства. В результате этого инспирированного публичного процесса работы лишились многие видные скульпторы, художники и графики. В общей сложности только в одном Московском художественном институте было снято 11 человек: 5 профессоров, 3 доцента и 3 преподавателя. В их числе оказался и Ромуальд Ромуальдович.
Целый год он оставался без права где-либо преподавать и участвовать в каких-либо конкурсах. И руку помощи ему в 1949 году подает его учитель по Строгановскому училищу Сергей Семенович Алешин. Он в это время был уже директором Московского Института прикладного и декоративного искусства. Но для того чтобы взять отца на работу, Академия художеств СССР должна была снять с Р.Р. Иодко свой запрет преподавать. Нужны были рекомендательные письма. Для того времени подписать такое письмо – это серьезный, мужественный шаг. Первой, кто дал моему отцу такую рекомендацию, стала народный художник СССР, действительный член Академии художеств СССР, лауреат пяти Сталинских премий Вера Ивановна Мухина. Добрые слова про моего отца как скульптора и педагога высказали академики и народные художники СССР И.Э. Грабарь, Ф.Ф. Федоровский, С.В. Герасимов и многие другие.
В итоге осенью 1949 года отца восстановили в Московском институте прикладного и декоративного искусства в качестве профессора кафедры скульптуры, а затем и в Строгановке. В дальнейшем почти все свое время он стал уделять преподавательской деятельности. Работая заведующим кафедрой скульптуры в Московском институте живописи, скульптуры, архитектуры и искусствоведения (ныне Московский художественный институт им. В.И. Сурикова), воспитал целую плеяду выдающихся современных скульпторов. Таких как Лев Ефимович Кербель, Владимир Ефимович Цигаль, Андрей Петрович Файдыш-Крандиевский и другие.
В 2019-м, в год 125-летия со дня рождения моего отца, на художественно-экспертном совете при Департаменте культурного наследия города Москвы решался вопрос о согласовании установки мемориальной доски заслуженному художнику РСФСР Ромуальду Иодко на доме, в котором он жил долгое время. В ходе обсуждения выяснилось, что часть членов художественного совета лично знали моего отца, а некоторые даже были его учениками. Положительное решение было принято единогласно и с большим воодушевлением.

«Высшее образование не делает автоматически культурным»
– А кем вы мечтали стать в детстве?
– Я с детства был уверен, что буду оперным певцом. Это было неудивительно, учитывая то, что я рос в атмосфере, наполненной оперной музыкой. Мама постоянно музицировала, пела. Все ее подруги были солистками различных музыкальных коллективов и театров. Какое-то время я занимался хореографией. Участвовал в школьных театральных постановках. Увлечений было много, но найти свой путь в жизни было непросто. После армии я целых десять дней работал монтировщиком сцены в Большом театре.
– Только десять дней?
– Ровно десять. Хотя устроиться туда на работу было очень непросто. Будущие коллеги провели мне настоящий экзамен по репертуару. Мне пришлось отвечать на вопросы по опере «Иван Сусанин», а также напевать арии героев оперы Джузеппе Верди «Риголетто». Но несмотря на то, что на все вопросы я ответил и был зачислен в штат, долго проработать там не смог. Виной всему была пыль, которая в те времена толстым слоем покрывала все декорации. После их установки монтировщики сцены выглядели как шахтеры в забое – белыми были только белки глаз и зубы.
Хуже всего, что в начале представления артисты выходили к публике именно через такое пылевое облако. Его почти не видно зрителям, но из-за кулис на контрасте с темным залом это очень хорошо было заметно. В этой атмосфере просто дышать было трудно, не то что петь. Это был ежедневный подвиг артистов ради зрителей. И я благодарен судьбе, что в тот период мне довелось услышать, как исполняли «Хованщину» наши великие оперные певицы Елена Образцова и Ирина Архипова. Они тогда выступали через день.
– Вы по образованию теат­ральн­ый режиссер. Значит, театр все же был вам ближе всего?
– Да. Это было одно из моих ярких желаний. Уже после службы в армии я услышал по радио объявление, что Московский государственный институт культуры производит набор по специальности «театральная режиссура», курс будет вести ученица Константина Станиславского Ираида Александровна Мазур. И я вдруг понял, что мне надо обязательно поступить учиться именно к ней. Было забавно, когда на собеседовании наш будущий педагог по актерскому мастерству Вера Федоровна Салова – кстати, сокурсница Людмилы Ивановны Касаткиной, спросила меня, какое кино я больше всего люблю. Ответил первое, что пришло мне в голову: «Индийское!». Таким ответом я всех неприятно удивил. Система Станиславского и индийское кино – вещи полностью несовместимые. По глазам комиссии стало понятно, что на мне уже поставили крест. Для приличия задали еще вопрос: «почему я так считаю». Я ответил, что большинство индийских фильмов наполнены светом, радостью, музыкой, солнцем и любовью. Мой ответ понравился. Меня приняли. Но получилось так, что, несмотря на хорошее образование, полученное у очень уважаемых мною учителей, я не пошел по этому пути. Как я понимаю, метафизически в программе моей жизни не было театральной режиссуры как таковой. Но мне выпало нечто большее: быть режиссером реальных событий и человеческих судеб. По моей инициативе в Москве было создано более 30 государственных учреждений культуры и дополнительного образования в сфере культуры, в том числе библиотеки, школы искусств, дома культуры, музеи, театры, колледж музыкального исполнительства им. Ф.Шопена, концертные организации. Вообще есть, что вспомнить.
– Что бы вы пожелали читателям нашего журнала?
– Я бы хотел пожелать всем беречь нашу культуру во всех ее проявлениях. Я помню, как было поставлено библиотечное дело в Советском Союзе. Люди, которые этим занимались, не были фана­-
тиками, но они были настоящими служителями библиотечного культа. В каждом их действии было безграничное преклонение печатному слову, изданному и несущему свет знаний. Было уважение к читателям, которые пришли за этими знаниями. Та тишина, которая раньше была в читальных залах. Та гармония и трепетное отношение к культуре. Сегодня уже это очень трудно где-либо встретить. Например, когда в Центральном административном округе города Москвы создавались новые специализированные библиотеки, то я с ужасом понял, что ценные вещи, которые передаются в их фонды – раритетные издания, уникальные коллекции и собрания произведений, подарки частных коллекционеров, – все это может никого не волновать руководителей данных учреждений. Более того, все это может быть свалено где-нибудь в углу прямо на пол, а еще хуже в подвал. Это следствие понижения культурного уровня. Человек может быть с высшим образованием, но это не делает его авто­матически культурным. Какие-то важные элементы не легли в основу его личности. Любая библиотека, музей, театр или иные учреждения культуры – это наши традиции, бесценный культурный код, который мы обязаны сохранять и передавать другим поколениям.  

Беседовал Андрей Пучков