Непарадная Венеция

Рассказывают, что в знаменитом Доме журналиста в Москве один представитель этого творческого цеха, изрядно отметив выход своей книжки, устроил немалый дебош у гардероба заведения. Дескать, пусть подадут такси.
В конце концов к буяну спустился директор культового учреждения, известный завсегдатаям как бывший флотский хозяйственник и отставной адмирал. Однако разбушевавшийся клиент не унимался и чуть ли не матом принялся «тыкать» почтенному администратору. Тот возмутился: «Да как вы смеете так разговаривать с адмиралом!» Выпивоха тут же среагировал: «А-а-а, адмирал? Тогда пусть подадут катер!».
Это экзотическое для Москвы пожелание клиента не вызвало бы никаких усмешек и было бы тут же исполнено в одном известном европейском городе, где издавна передвигаются по воде и самым обыденным видом транспорта служат изящные гондолы.

Вода и камень
Речь, конечно, о волшебной Венеции, с ее каналами вместо улиц и каменно-узорчатыми строениями по обе их стороны.
Магия города-архипелага, который разместился более чем на ста островах, вдохновляла многих писателей и поэтов, плененных архитектурной вязью дворцов, как бы покоящихся на водной глади каналов – которые, в свою очередь, уводили воображение творцов в философскую бесконечность. Этакие артерии человечества, в которых пульсирует созидательный и непознаваемый дух.
Не этот ли дух гальванизировала Венеция в сознании Мопассана? «Уже одно это слово – Венеция, – писал он, – зажигает душу восторгом и раскрывает способность человека к восхищению, да и есть ли город, более воспетый поэтами и более желанный для влюбленных?»
А для Бродского это был город, где соединяются вода и камень. Возможно, в эти моменты его будоражили воспоминания о родном Ленинграде, откуда он был изгнан суровым Отечеством. Не потому ли он приезжал в Венецию на каждое Рождество? А когда приходила пора возвращаться в Америку, глаза его увлажнялись, признавался он. Ибо Венеция, по его словам, «есть возлюбленная глаза. После нее все разочаровывает».

Дома на сваях
Поэтический дух ни разу не сходил до будничной прозы Венеции. Поэтов не слишком интересовало, а как обустроены здания и дворцы в воде. На чем они, собственно, там стоят? А почему их не размывает влага? Как к ним подводят, скажем, канализацию? Каким образом осуществляется водоснабжение? Не из каналов же пьют венецианцы? Как организован сбор отходов, если кругом – вода?
Сеньор Тонио Марино удовлетворенно кивает, пожимая руку автору этих строк. Он знает ответы на эти вопросы. Тонио – сотрудник одной из инженерных служб Венеции, патриот истории города и знаток его инфраструктуры. Итальянец особенно оживает, когда узнает, что русский гость представляет специализированное российское издание, которое освещает жилищно-коммунальную тематику.
Все, что мы сейчас видим в традиционной части города, сооружено в Средние века. Фундаменты строений сродни торту «наполеон»: они многослойны. Самый нижний слой – сваи из дуба и лиственницы. Древесину завозили из альпийских предгорий. Сваи заколачивали в дно лагуны, пока они не достигали твердого грунта, иной раз на глубину до десяти метров. Тонио Марино сравнивает эту процедуру с нынешним методом строительства многоэтажных домов в Москве. Там, насколько ему известно, тоже сначала забивают в грунт армированные бетонные сваи.
Древние венецианские строители размещали сваи рядом друг с другом – как фигуры на шахматной доске. Заколачивание свай – дело хлопотное. Иной раз это занимало 2–3 года. Да и свай требовалось немало. Например, знаменитый мост Риальто стоит на 11 тысячах свай!
Поверх свай укладывали то, что в современном домостроении называется «сцепка» – то есть некая платформа, образованная соединенными друг с другом дубовыми бревнами. И уже на эту поверхность укладывали кирпичный фундамент.
Но, спрашивается, почему сваи не гниют? Оказывается, местные грязи, состав которых уникален – недаром из некоторых скважин горожане черпают минеральную воду – обволакивают древесину таким образом, что та оказывается в своеобразном футляре. Он и препятствует проникновению морских солей и моллюсков.
И все же соленая морская вода медленно, но неотвратимо разрушает верхнюю кромку фундамента. Наверное русский гость, продолжает Тонио, конечно же, обратил внимание на признаки загнивания некоторых строений. Местами отваливается штукатурка – гордость средневековых строителей, ибо они выкладывали ее таким образом, что получалась имитация отесанного камня. Окна первых этажей некоторых домов уже заколочены – там никто не живет. И вообще, за последние 200–300 лет некоторые сооружения просели на полтора-два метра. Досадно, говорит Тонио, но не неотвратимо. Просто у властей нет средств на дренажно-восстановительные работы.

«Романтичная» ­ассенизация
А как насчет такого щекотливого вопроса, как канализация? Оказывается, в традиционной части города функцию канализации выполняют… каналы. Да-да, каналы. Они выносят все отходы в Гранд-Канал, а оттуда нечистоты, санированные особым образом, попадают в Адриатическое море.
А что, собственно, двигает этот непрезентабельный поток в сторону моря? Где-то установлены какие-нибудь турбины? Нет. Об этом позаботилась природа. Два раза в день город находится под воздействием приливов и отливов. В результате вода в каналах подвергается пульсирующему обновлению. Город не пропагандирует, но гордится этой природной технологией. Ведь центральную канализацию провести по понятным причинам проблематично. Хотя и можно было бы, вздыхает Тонио… Вопрос опять упирается в нехватку средств. Впрочем, их хватает на содержание ассенизационных катеров, которые с успехом завершают то, что недоделала природа – осуществляют принудительную очистку. Но вообще-то Тонио соглашается, что стопроцентного успеха в деле ассенизации город добиться не может: некоторые каналы издают характерный аромат…

Полный текст можно прочитать в № 9 журнала «Вокруг ЖэКа» за 2017 год