Владимир Мочалов: «Чтобы изображать этот мир, нужно прежде всего его понять»
Эти удивительные картины я впервые увидела на одной из московских выставок несколько лет назад. На них невозможно было не обратить внимание. Такие, казалось бы, привычные столичные пейзажи выглядели необычно, свежо и волнующе. Они изображались как бы через залитое дождем запотевшее стекло. И каждая капелька воды на этом «стекле» была прорисована с особой тщательностью. На вопрос одному из устроителей вернисажа, кто автор этих необычных картин, я получила ответ: «Владимир Мочалов». – «Тот самый?» – «Тот самый».
Людям советской эпохи нет нужды что-либо объяснять. Для тех же, кто не застал это время, поясним: Владимир Мочалов – советский, затем российский художник-график, основоположник целого направления в портретной карикатуре. На протяжении более чем тридцати лет он был автором знаменитого сатирического журнала «Крокодил», а с 1984 года и вплоть до самого закрытия – главным художником этого издания.
Прошло несколько лет, и у меня появилась возможность лично познакомиться с Владимиром Георгиевичем. Наш разговор длился без малого три часа, и за это время я погрузилась в удивительный мир советской печатной сатиры и юмора, о котором, к сожалению, сегодня мало известно широкой публике.
«Профессию нашел еще в детстве»
– Владимир Георгиевич, как получилось, что вы стали художником? Что или кто повлиял на ваш выбор профессии?
– Профессию я себе нашел еще в детстве. Мне тогда было шесть или семь лет. Как и все сверстники, я бегал, прыгал, играл в футбол, лазил везде, где можно и нельзя. Однажды мы с ребятами залезли на чердак нашего дома в Старосадском переулке, 5 и там, среди кучи мусора, хлама, битых стекол, я обнаружил связку каких-то старых журналов, перевязанных веревкой. Это оказалась послевоенная подшивка журнала «Крокодил». Я притащил эту пачку домой, и мне открылся удивительный, неизвестный мир карикатуры. Читать я тогда еще хорошо не умел, и поэтому с упоением разглядывал чрезвычайно забавные и интересные картинки, сделанные с тонким юмором и гротеском. Я тогда еще не знал, что все это называется «сатира», а смешные картинки – это карикатуры и шаржи. Но все это глубоко запало мне в душу и определило мою будущую профессию. Также на выбор профессии повлияло творчество известного датского художника Херлуфа Бидструпа, его иллюстрации я с интересом рассматривал в детстве.
– Ваши родители были творческими людьми?
– Нет. Папа был инженером, а мама домохозяйкой. И в роду у нас художников не было. Мой папа, однажды увидев, как я старательно перерисовываю картинки из «Крокодила», разглядел во мне тягу к рисованию и отвел в изостудию городского Дома пионеров. Там мы учились рисовать всякие натюрморты, геометрические фигуры и гипсовые модели. Мне это казалось немного скучным, но я продолжал усердно заниматься и, видимо, проявил какие-то способности, потому что руководитель изостудии Елена Ивановна посоветовала мне не бросать рисовать и поступать в художественную школу при Московском художественном институте имени Сурикова. Это была, пожалуй, самая лучшая художественная школа не только в Москве, но и во всем СССР.
– И вы поступили?
– Да, поступил. Со второго раза. Вообще, в жизни меня окружали действительно очень талантливые, гениальные люди, именно они заставляли меня и думать, и работать по-другому, они меня вдохновляли. Я считаю, что в жизни каждого человека очень многое зависит от среды. Московская средняя художественная школа – великое учебное заведение. Судите сами – пятеро ребят из нашего класса стали действительными членами Российской академии художеств по разным направлениям. Владимир Арефьев, Елена Качелаева – театральные художники, Юрий Назаров – дизайнер и я – карикатурист. Еще один мой одноклассник Евгений Максимов, монументальный живописец, сейчас вице-президент Российской академии художеств. Другой одноклассник – совершенно гениальный художник Геннадий Спирин, сейчас живет и работает в Америке. На мой взгляд, он является сейчас одним из самых известных художников-иллюстраторов детской книги.
– Кто были ваши учителя?
– Учился я у очень известного преподавателя Николая Ивановича Андрияки – отца Сергея Николаевича Андрияки, руководителя знаменитой Московской школы акварели. Николай Иванович тогда был у нас директором школы и преподавал живопись. И он мне внушил, что из меня никогда не получится настоящий живописец. Тогда я для себя принял решение, что буду пользоваться только двумя цветами: черным и белым. И поэтому пошел поступать не в институт им. Сурикова, а в Полиграфический институт. Я не поступил ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего, я поступил только с восьмого раза, на заочное отделение. Параллельно с учебой в институте я работал на Московской фабрике «Гознака», был учеником гравера печатных форм. Мое профессиональное обучение там продолжалось два с половиной года.
– Так долго?
– Это чрезвычайно тонкая и ответственная работа, требующая большого терпения и обширных знаний. Надо было освоить все азы металловедения, шлифовки, заточки инструмента, изучить специальную классическую технику изготовления резцовой гравюры. Сталь – материал хрупкий. При работе с ней недопустимы ошибки. Можно сделать работу на 99,9%, а потом из-за одного неверного движения весь твой труд может отправиться на помойку. За время работы на «Гознаке» мною лично были сделаны пять марок и одна открытка. Открытки делались на меди, а марки на стали, и все это в технике классической резцовой гравюры.
«На первый рисунок в «Крокодиле» наступил»
– Как вы попали в студию молодого карикатуриста?
– Однажды случайно узнал из газеты «Комсомольская правда» о том, что такая студия существует при журнале «Крокодил». Я пришел туда, принес свои работы. В этой студии тогда преподавали два известных карикатуриста: Евгений Шукарев – на тот момент главный художник «Крокодила» и Андрей Крылов – сын одного из тройки Кукрыниксов, Порфирия Крылова. В этой студии я прозанимался около двух лет, продолжая работать
на фабрике «Гознака». Но посте-
пенно мир сатирического журнала все больше захватывал меня, и я подал заявление об уходе.
– Как это случилось?
– Однажды мы с ребятами из журнала «Крокодил» поехали на несколько дней в Таллин, и я опоздал на работу. Меня тут же вызвали к начальнику цеха – колоритному армянину с огромным носом и волосатыми ушами, в больших очках, которого все очень-очень боялись. И вот он начал меня песочить по полной программе за нарушение трудовой дисциплины, во мне тогда возмутились все фибры души и я, уже пропитанный любовью к сатире, нарисовал карикатуру на своего начальника. Это была, конечно, жестокая месть за унижения, которые я испытал. Но нет худа без добра… К слову сказать, меня не хотели потом с фабрики отпускать – карикатура
стала настолько популярной и разошлась в народе, что ее однажды увидел Сергей Акимович Поманский, главный художник «Гознака». Разглядев во мне талант, руководство фабрики просило не увольняться. И я, простой рабочий, студент-заочник Полиграфического института, никак не мог понять причину такого внимания к своей скромной персоне. Когда я уже уходил, директор фабрики в сердцах сказал: «Дурак же ты, мы хотели сделать из тебя главного художника «Гознака!». А что такое главный художник «Гознака»? Это по сути создатель изображения на купюрах – человек, который определяет и контролирует внешний вид всех денежных знаков в государстве. Но мой путь, видимо, был предопределен свыше – я был влюблен в «Крокодил».
– Сколько вам тогда было лет?
– Мне тогда исполнилось 24 года. В «Крокодил» я пришел учиться в 1969 году. Таким образом, с этим журналом я был непосредственно связан более тридцати лет своей жизни.
– Кто стал вашим наставником, как проходила адаптация в творческом коллективе?
– Я сразу попал в окружение очень талантливых и ярких старших товарищей, которых до сих пор помню, люблю, ценю и уважаю. Это Леонид Сойфертис, Кукрыниксы, Виталий Горяев, Иван Семенов, Борис Ефимов, Леонид Каневский, Евгений Шукаев, Святослав Спасский… Потом были люди среднего поколения и молодые. Я с ними со всеми был очень близко знаком, дружил, у многих побывал дома и в мастерских.
– Вы помните, когда ваш рисунок был впервые опубликован в журнале?
– Это случилось примерно через год после моего перехода в «Крокодил». Я очень ждал выхода этой публикации. Мой рисунок был достаточно простой, на бытовую тему, однако с ним произошла одна курьезная ситуация. Однажды осенним дождливым вечером, возвращаясь с работы домой и пытаясь перепрыгнуть через огромную лужу, я вдруг наступил на какое-то белое пятно, находившееся на дне этой лужи. Оно оказалось журналом, раскрытым на той самой странице, где и был впервые опубликован мой рисунок. Я немедленно достал его из лужи, расправил и долго – на нем отчетливо был виден след от моего ботинка – со счастливой улыбкой смотрел на свою первую публикацию. Тот факт, что моя работа напечатана на страницах самого известного сатирического журнала Советского Союза, делал меня необыкновенно гордым и счастливым.
– Расскажите о «Крокодиле», как и когда он появился?
– Он возник в 1922 году. Вначале это было сатирическое приложение к «Рабочей газете». В то время в стране было очень много неграмотных людей, но благодаря карикатурам даже плохо читающий человек мог понять, о чем идет речь. Приложение к «Рабочей газете» оказалось настолько популярным, что уже в августе 1922 года было принято решение печатать его как самостоятельное издание.
– Как возникло название журнала?
– Это очень интересная история, которую мне рассказал участник тех событий, художник-карикатурист Борис Ефимович Ефимов. Ему тогда было 22 года. Номер нового журнала в редакции сделали быстро, уже сдали его в набор, а вот названия никак не могли придумать. И тогда главный редактор Константин Еремеев сообщил, что никто не уйдет домой, пока не придумают название. Предложений было много, предлагались самые невероятные варианты, но все они по очереди отвергались. Так прошла ночь. Накурили полное мусорное ведро окурков. Утром пришла уборщица, открыла дверь, на нее пахнуло этим табачным дымом. И уборщица начала кричать на изможденных сотрудников редакции: «Убирайтесь отсюда, проклятые крокодилы!» Так и появилось название. Журнал сразу же стал пользоваться необыкновенной популярностью и смог стать лидером среди всех сатирических журналов. А их было на тот момент немало в республике. К слову сказать, в советское время выходили еще пятнадцать сатирических журналов во всех союзных республиках и семь – в автономных. В последние годы тираж «Крокодила» доходил до 6 млн экземпляров в месяц.
– Как вы считаете, с чем связана такая его популярность?
– Может быть, дело в том, что у редакции была хорошо налажена обратная связь с читателями. Ежегодно в редакцию приходили сотни тысяч писем. И почти в каждом таком письме были человеческая боль, страдания, отчаяние и, в то же время, надежда. Надежда на нашу помощь. Люди на местах зачастую ничего не могли сделать с местной бюрократией. Через юмор, через сатиру, мы смеялись над недостатками, хапугами, ворюгами, проходимцами, лодырями и очковтирателями. Я говорю общие слова, но это правда. Журнал через письма был связан со всей страной и ее проблемами.
– В редакции «Крокодила» работали, конечно, легендарные личности…
– У нас работали совершенно выдающиеся фельетонисты, например Дмитрий Иванов и Владимир Трифонов, Руслан Киреев, Сергей Бодров-старший, Александр Моралевич, золотое перо советской журналистики, «слесарь по образованию», как он писал в биографии, обладающий уникальным стилем, никто не может до сих пор писать так виртуозно, как это делал он. А сколько талантливых художников-карикатуристов там работало! Это был удивительный коллектив! Работать в нем было настолько интересно, что я просто не замечал времени.
«Сатира может быть злой, жестокой, ядовитой. И очень талантливой»
– А цензура в «Крокодиле» была?
– Следует понимать, что с самого своего рождения журнал являлся печатным органом ЦК ВКП(б), а затем ЦК КПСС. Когда номер отправляли в печать, за сигнальным номером приезжал специальный курьер – офицер в чине старшего лейтенанта, с портфелем. Он брал номер и увозил его на Старую площадь. Цензура была, но вот какого рода. У нас на девятом этаже редакции сидел специальный человек, он назывался «уполномоченный Главлита». Мы ему относили материалы, которые он вычитывал. Если в материалах упоминался какой-нибудь стратегический объект или военный завод, или оборонное предприятие, или город закрытого типа, он его аккуратно вычеркивал. Или ставил вопросительный знак, и мы его сами убирали. Вот в чем заключалась цензура. А ЦК КПСС следил за идеологической направленностью.
– В «Крокодиле» разрешалось печатать карикатуры на членов ЦК?
– Только после 1987 года. С этим тоже связана одна интересная история. Нам предстояла командировка в США по официальному приглашению американской стороны. Отношения между нашими странами тогда были на подъеме. Перестройка. Гласность. Горбачев. Я предложил нашему главному редактору Алексею Пьянову нарисовать в журнале Михаила Сергеевича Горбачева хоть как-то, может быть, даже нейтрально. Моя идея понравилась всем членам редколлегии, кроме главного редактора, который сильно задумался…
– Что ему за это будет…
– Мы же печатный орган ЦК КПСС. Он тогда хмуро сказал: «Вы сделайте, а мы потом посмотрим». Я сделал. Это была совершенно беззубая карикатура на Горбачева и тогдашнего американского президента Рональда Рейгана. В то время обсуждался вопрос о сокращении вооружений, был план «СОИ» («Стратегическая оборонная инициатива»), которую все называли просто «Звездные войны». Америка называла Советский Союз «Империей зла». И я изобразил стол для переговоров. С одной стороны Горбачев, с другой – Рейган, сидят на фоне каких-то ракет. Это была совершенно беззубая карикатура. Принес рисунок в редакцию, Пьянов взял его и понес показывать «куда надо». Через две недели вернул со словами: «Там сказали, что рано. Еще не пришло время».
– Интересно, а кто дал такой ответ?
– Я у Пьянова потом выяснил. Мой рисунок показывали Андрею Андреевичу Громыко.
– И вы поехали в Америку…
– Да, поехали в США делегацией из пяти человек. На второй день проходила большая пресс-конференция в Национальном клубе прессы в Вашингтоне. Собрались около ста американских журналистов. Первый же вопрос, который нам задали: «А где у вас в журнале карикатуры на Горбачева?». И тут же второй вопрос от другой газеты: «А почему вы не публикуете карикатуры на своих руководителей?». Затем третий, четвертый… Это была, конечно, убийственная пресс-конференция. Пьянов ответить ничего вразумительного не мог, кроме одной фразы: «Горбачева надо не критиковать, а поддерживать». Но это было абсолютно не в духе того места и времени. Надо было как-то спасать положение. У меня там уже были заготовлены большие листы бумаги с фломастерами. И я стал рисовать всех сидевших в зале журналистов. Когда они увидели мои карикатуры на присутствующих журналистов, раздался такой хохот, что вся эта тягостная атмосфера полностью переменилась. Все вокруг меня столпились, я рисовал одного за другим, и всем дарил эти огромные листы с шаржами. И ко мне подошел один лысый крепкий мужик в светлом клетчатом пиджаке, черных квадратных очках и с маленьким красным носом. На русском языке он с акцентом сказал: «Молодой человек, вы бы здесь могли хорошие деньги зарабатывать!». Я спросил, с кем имею честь говорить. Он представился: «Виктор Французов, «Голос Америки». Я часто слушал этого человека по радио, и тут он передо мной стоит. Шок! В дальнейшем мы ездили по семи разным штатам, у нас были встречи с американскими сатириками, художниками, юмористами. Все встречи проходили примерно одинаково. Мы им показывали свои карикатуры, они нам показывали свои. Мы рисовали, конечно, в абсолютно разных идеологических направлениях.
– А в чем отличие?
– Я тогда впервые понял, что такое демократия. Своего президента они рисовали так, как мы себе даже не могли представить! И не только президента, всех остальных политиков. Мы в США получили очень хороший урок, что такое политическая сатира! Когда мы вернулись в Москву, Пьянов пошел в ЦК КПСС рассказывать об итогах поездки. После этого нам дали «зеленый свет». Нам разрешили рисовать Горбачева. Тогда в Америке я вдруг увидел, что сатира может быть совсем другой: злой, жестокой, ядовитой и очень смешной. И очень талантливой!
– Может ли карикатура, сатира, юмор сделать человека лучше?
– Я думаю, что может. Гоголь говорил: «Смеха боится даже тот, кто ничего не боится». Есть люди, которые считают, что они вне критики. Это обычно люди с деньгами, с высоким положением в обществе, публичные. Но карикатура может вызвать острую ненависть к художнику. Например, упомянутый мною уже Борис Ефимов был личным врагом Гитлера. В свое время в 1933 году он видел фюрера вживую. А затем во время войны начал рисовать едкие карикатуры на него, и Гитлер заявил, что, когда придет в Москву, первым, кого он повесит, будут Борис Ефимов и Юрий Левитан. Надо быть именно талантливым, чтобы вызвать такие эмоции у Гитлера!
– Какими качествами должен обладать хороший карикатурист?
– Он должен уметь предвидеть ситуацию и чувствовать время и одновременно облекать это предвидение в сатирическую форму. У него должен быть талант, без него произведение останется невыразительным. Карикатура – это вид изобразительного искусства, где наряду с гениальным сатирическим замыслом должно быть и блистательное воплощение этого замысла.
«Цепь случайностей определяет нашу жизнь»
– Вы обучаете молодых художников?
– Такой задачи пока нет. Я сам уже не являюсь политическим карикатуристом, как раньше, перешел в иную плоскость и занимаюсь другими вещами – портретной карикатурой. Предметом моего изучения являются личности, которые стали мировыми знаменитостями. Я сатирический портретный карикатурист, а также художник-живописец. Еще я художник-иллюстратор детских книг.
– Вы автор карикатур и шаржей на многих представителей отечественного бомонда. Бывали ли случаи, что вам высказывали претензии?
– Помню, в 80-х годах я нарисовал «добрую» карикатуру на Аллу Борисовну Пугачеву, она не была в восторге. Сказала, что запрещает это публиковать. Потребовала разместить фотографию. Но наш журнал не публиковал фотографии, только карикатуры. В общем, разразился скандал, выпуск «Крокодила» был задержан. Карикатуру я переделывал много-много раз и в итоге она вышла совершенно ужасной. Так что не все личности терпимо относятся к карикатурам на себя.
– Как у художника-карикатуриста рождаются образы?
– Первоначально необходимо придумать тему, то есть как-то оригинально, нестандартно, по-новому посмотреть на ситуацию, найти оригинальный парадоксальный ход. У нас в «Крокодиле» существовали люди, которых мы называли «темисты». Они в основном и придумывали темы. При этом они могли совершенно не уметь рисовать. Просто изображали свою идею на бумаге, делали наброски. А художники потом по этой теме рисовали свои карикатуры. Например, Иван Максимович Семенов. Он никогда не придумывал темы, лишь рисовал. Композиции были многофигурными, но не он это придумывал. Или Герман Огородников, я считаю его одним из гениальнейших художников-иллюстраторов, он также рисовал по чужим темам. Но так, как он рисовал – никто не умел и до сих пор не умеет: смешно, ярко, выразительно, изобретательно… Хочется каждый его рисунок долго рассматривать, изучать. Это и есть «крокодильский» художник. В этом был феномен «Крокодила» – оригинальные, точно по смыслу придуманные темы и оригинальное их визуальное воплощение.
– «Крокодил» занимал большое место в вашей жизни лично и в жизни ваших коллег. Почему же он закрылся?
– Все банально – из-за отсутствия денег. В 1990-е годы мы оказались на мели, упал тираж. Стали искать какой-нибудь выход из положения… Это длилось с 1991-го по 2000-й годы. Из редакции постепенно уходили люди. Тогда было принято решение акционировать журнал. Мы выпустили акции. Нашелся банк, который их выкупил и полностью изменил тематику журнала, отказавшись от сатиры и юмора. Получилось издание под старым названием, где публиковались прогнозы погоды, программы телепередач и интервью со второсортными звездами. Такой журнал был никому не нужен. Его перестали покупать и через два или три месяца он официально закрылся…
– Самый полезный совет, который вы получали в жизни?
– Когда я только начал работать главным художником «Крокодила», все мои суждения были очень твердыми и однозначными. Я как молодой главный художник тогда нещадно критиковал своих коллег, ругал их зло и безапелляционно. И один мой друг и коллега Марк Виленский, редактор иностранного отдела, как-то сказал мне, что я должен быть сдержаннее в своих суждениях и эмоциях. Он посоветовал мне никогда не торопиться, хорошо думать над тем, прав я или нет. Я задумался над его словами, стал осмысливать свои действия и искать какие-то другие подходы в общении с коллегами. В результате их мнение и отношение ко мне изменились. Я стал учиться на собственных ошибках. Это очень важно. Нужно быть верным своим убеждениям, но это не значит, что нужно быть упрямым. Я иногда могу изменить свой взгляд под воздействием тех или иных факторов или новых информационных знаний. Художник в большом смысле слова – это и писатель, и поэт, и композитор, и скульптор – своего рода философ… Мы не просто отражаем мир, мы на него еще и воздействуем. Чтобы этот мир изображать, нужно его прежде всего понять, понять по-своему, сатирически. Я всегда пытаюсь найти что-то свое в этом фантастическом мире, я все еще продолжаю искать самого себя. Это и есть муки творчества. Я уверен, что и работники сферы ЖКХ тоже их испытывают, эти муки творчества. И им тоже приходится искать неформальные творческие подходы к решению злободневных проблем. Мыслить как художники, решать свои философские задачи… В любой области есть своя философия. И в ЖКХ она тоже безусловно есть!
– Вы сейчас работаете в совершенно удивительной, необычной технике. Вы любите дождь?
– Дело в том, что дождь дает мне возможность по-новому посмотреть на привычные вещи. Во время дождя по-другому играют краски, происходит иное восприятие действительности. А еще это очень реалистичная и трудоемкая художественная техника, которой мало кто владеет.
– Сразу видна школа «Гознака»…
– Абсолютно точно! Когда я пишу свои картины, постоянно вспоминаю своих учителей, которые в свое время заставляли меня через десятикратную лупу делать филигранные вещи. Я благодарен мoим учителям Татьяне Никитиной, Ивану Ивановичу Дубасову из «Гознака», которые мне привили усидчивость и мастерство исполнения. Именно так скрупулезно, как они меня учили, я и создаю свой «Волшебный мир симфонии дождя».
– Случайностей, как говорится, не бывает.
– Все взаимосвязано. Цепь случайностей определяет нашу жизнь.
