Анхель Гутьеррес: весь смысл русской культуры – в поиске правды и справедливости
Наш сегодняшний гость – человек поистине удивительной судьбы. Сын испанца и кубинки, он вырос в Советском Союзе, куда был эвакуирован после начала Гражданской войны в Испании. Анхель Гутьеррес – выдающийся советский и испанский театральный режиссер, актер, профессор ГИТИСа, профессор и новатор Королевской высшей школы драматического искусства в Мадриде; создатель мадридского Камерного театра имени А.П. Чехова, основатель Школы театрального искусства в Мадриде, Кавалер Ордена Дружбы России. 28 августа Анхелю Гутьерресу исполнится 90 лет. В преддверии юбилея «Вокруг ЖэКа» беседует с мэтром о творческом становлении и о том, что необходимо передать будущим поколениям.
– В течение последних десятилетий в мире все заметнее становятся миграционные процессы: люди часто уезжают в другие страны. Вследствие этого многие из них ощущают оторванность от своих корней. А что для вас Родина?
– История моей жизни началась далеко от России. Я родился в далеком 1932 году в Гаване на Кубе, а затем отец перевез семью к себе на родину – маленькое горное селение Пинтуэлес в астурийских горах Испании. В 2018 году вышла моя книга «Дневники русского испанца», которая составлена из моих записей, начиная с юношеского возраста. Я написал пролог к этой двухтомной книге, в нем попытался ответить на вопрос, который вы мне задали. Мне очень трудно было это описать… Сейчас готовится испанское издание, к которому я подготовил более развернутое предисловие. В нем также раскрывается мое ощущение Родины как страны, в которой я вырос и раскрылся как человек искусства.
– Нам хотелось бы, чтобы это интервью стало небольшим прологом к документальному фильму о вашей жизни и судьбе, о пути становления и творческого развития театрального режиссера и актера. Но хотелось бы, чтобы наш разговор и будущий фильм получились человечными и не ограничились стандартными темами. Нам важно просто побыть рядом и услышать вас. Расскажите, что считаете важным, что необходимо передать людям. Чтобы через вашу судьбу, через вашу жизнь можно было бы воспринять ощущение времени, в котором вы выросли и состоялись.
– Это вопрос серьезный… В двухлетнем возрасте я потерял отца. Нас было трое детей в семье – две сестры и я. В пять лет я стал пастушком в родном горном астурийском поселке. Прекрасный, красивый и удивительный мир детства навсегда сохранился в моей памяти. Неописуемая и сказочная библейская красота поражала и погружала в себя. Я был потрясен этой тишиной. Вокруг зеленые ковры лугов с цветами, над которыми летали орлы. Журчащий горный ручеек, мое маленькое стадо овец и далекий-далекий звон колоколов где-то в селениях. Вот это мир моего детства в Астурии – рай на земле!
«Я никогда не плакал»
– Вы с какого возраста себя помните?
– Отрывочные воспоминания уже с двух с половиной – трехлетнего возраста. А более подробно – с четырех лет. Впоследствии мне часто казалось, что мои детские воспоминания – это сон, сказочная детская фантазия о том, что уже не может повториться. Я спускался со своим стадом всегда поздно вечером. Одному было страшновато, ведь вокруг водились волки и медведи. Были и бандиты. Пастух Мариано сказал, что я хорошо пою, и посоветовал, возвращаясь домой, громко петь – тогда все разбойники вокруг разбегутся. Я так и делал – вовсю пел свои песни.
Годы спустя, уже будучи педагогом ГИТИСа, я написал сценарий художественного фильма, который планировал посвятить теме судьбы испанских детей в Советском Союзе, нашей общей судьбе, моему поколению. В то время я работал в Московском цыганском театре «Ромэн», где мои постановки пользовались огромным успехом. Желание снять фильм привело меня на Высшие курсы сценаристов и режиссеров к М.И. Ромму. Поступил я туда только для того, чтобы сделать один, может быть, два фильма. Приняли меня на эти курсы вместе с Глебом Панфиловым. Я учился с прекрасными режиссерами, которые потом многое сделали для развития кинематографа. Со мной учились Александр Аскольдов, Василий Ливанов и прочие. Это были гениальные люди потрясающего ума и таланта. Уже начал проводить подготовительную работу – составлял записки, обдумывал возможные варианты начала картины. Далее я написал первую заявку на сценарий, но последующие десять лет моему начинанию почему-то не давали воплотиться в жизнь. Я хотел рассказать о переезде испанских детишек во время войны на эту далекую-далекую планету, которая называлась Советский Союз. Эти десять лет я работал в ГИТИСе, продолжал ставить спектакли и снимать фильмы, в том числе вместе с Владимиром Высоцким, Адой Роговцевой и другими прекрасными актерами. И все время продолжал вести дневники. Много моих спектаклей были поставлены на сценах ведущих театров, но пять из них попали под запрет.
Так вот, этот несостоявшийся кинофильм и должен был рассказать о моем ощущении Родины, о времени и о людях, которые были мне дороги. Меня вывезли из Испании в шестилетнем возрасте, поэтому я, конечно, не успел впитать в себя понимание страны своего происхождения. Я знал мою деревню в Астурии, а не всю Испанию. Хорошо помню тот октябрьский день 1937 года, когда нас сажали на китайский пароход в испанском порту города Хихон. Помню трюм и бесконечное холодное осеннее море. Помню, как успокаивал плачущих сестер, которые так ждали, когда придет мама. Младшую сестру так и не взяли на корабль потому, что она была еще слишком мала. Во Франции нас со старшей сестрой пересадили на советское судно для эвакуации в Советский Союз. Я сам был еще очень мал, но не плакал.
– А сейчас бывает, что вы плачете?
– Нет, я никогда не плакал, мне как-то стыдно. Бывает очень много причин для горьких слез, но я не плачу. В тот день во время бомбардировки и погрузки на корабль закончилось мое детство. Вот я и хотел снять картину об этом – о детях, которых спасли от войны, от бомбежек, от кошмара войны. Я хотел сделать об этом фильм. Не только про себя, но про наше поколение, об испанских детях в России. Конечно, что-то автобиографическое там тоже должно было быть. Дети жили в раю, но началась война…
– Что было потом?
– Мы пришли в порт Ленинграда, и этот день я тоже никогда не забуду, потому что нас встречало море людей. Со сцены прибытия в Ленинград я и планировал начать свой фильм. Когда я читал сценарий кинорежиссеру, драматургу и педагогу Сергею Аполлинариевичу Герасимову, то он навзрыд плакал. Море народа в порту, музыка, портреты, дети с цветами и разноцветными шариками – все плачут и обнимают нас. Прекрасные голубоглазые незнакомые люди. Люди, которые говорят на другом языке. Все протягивают руки, обнимают и целуют как родных. Тогда я не понимал, почему меня так любят, если мы не знакомы. В испанском порту человек не пустил сестру на корабль, а тут в чужой стране нас встречают как родных. Какой контраст между этими двумя мирами – тем и этим!
Был и другой вариант начала фильма – прощание с мамой на границе Франции и Испании. Это случилось десятилетия спустя, когда мне разрешили отправиться в поездку для встречи с ней. Мама была с сестрой, которая осталась в Испании и которую я не узнал, потому что прошло так много лет. Помните «Песню о нейтральной полосе» Владимира Высоцкого? Там есть такая строка: «А на нейтральной полосе цветы – необычайной красоты!». Вот и во время встречи с мамой так было. Потом я часто просил Володю исполнить эту песню, потому что она напоминала мне ту встречу. Это произошло не в Испании и не во Франции, а на границе. Затем по второму варианту сценария я сажусь в поезд и начинается ретроспектива моих воспоминаний – сюжет фильма о детях, оказавшихся далеко от Испании и так хорошо принятых в Советском Союзе.
– В тот раз вам не удалось побывать в местах своего детства?
– Нет, это произошло позже, уже после моего переезда в Испанию, который случился в 1974 году. Я долго не решался на поездку в горную Астурию, подходил к этому постепенно, опасаясь потревожить воспоминания. Но одновременно с этим я ждал этой поездки. Однажды мы с женой все же оказались в Астурии, и она наблюдала, как я спрашиваю у всех: не знают ли они местечка Пинтуэлес? И вот мне подсказали, как туда добраться, мы взяли такси и поехали. Вошли в деревенскую таверну, где звучала музыка, шла игра в карты. Вскоре люди начали переговариваться между собой, с разных сторон сначала тихо, а затем громко послышались возгласы: «Анхелито! Анхелито приехал!» Люди сказали, где живет мой дядя. Подъехав в ту сторону, куда они указали, мы вышли из машины и в отдалении увидели человека, который задумчиво смотрел вдаль. Я подошел и назвал имя моего отца, спросив, не знал ли он такого. Человек пристально посмотрел, произнес мое имя и заплакал. Затем меня повели к пастуху Мариано, и у каждого двора меня узнавали и вспоминали, как хорошо я пел в детстве. Таким было мое возвращение в родные края, которые так часто снились мне в России.
«Надо жить сполна и со смыслом»
– Что было после прибытия в Ленинград?
– Когда мы приступили к учебе в школе, то специально для нас все учебники были переведены на испанский язык. География, естествознание, история, математика… Параллельно с этим мы учили русский язык. Первые стихи, которые я прочитал на русском языке – «У Лукоморья дуб зеленый…» из поэмы «Руслан и Людмила». С тех пор я влюбился в Пушкина. Первые два года я пребывал, как теперь говорят, в депрессии – это результат детских переживаний и перехода из одного мира в другой. Вы можете себе представить деревенского пастушка, который попадает в город, состоящий из дворцов и каменных набережных?
– Войну можно забыть?
– Конечно, нужно как можно скорей ее забывать, но это очень сложно. Я не забыл, но все-таки прошло много лет. Надо стараться шагать дальше – я так и делал. Жизнь – это текущие мгновения, а не прошедшие или будущие времена. Война была давно, но это настолько проникает и врезается в память, что оставляет большой след в каждом человеке на всю жизнь. Есть то, что невозможно забыть… В моей жизни это погрузка на корабли в испанском порту, прибытие в Ленинград, встреча с матерью на испано-французской границе много лет спустя.
А потом было начало Великой Отечественной войны. В тот день мы, воспитанники детского дома для испанских детей, отдыхали в великолепных местах на границе с Финляндией. Помню, как ребята играли в волейбол. Изумительная речка, живописное поле и ощущение счастья. Это было мое второе детство. И вдруг объявили войну. Нас сразу вывезли в Ленинград. Помню черное-черное от массы вражеских самолетов небо белых ночей. И оглушительный гул моторов. Это была вторая война в моей жизни. В то время мне было уже 10 лет, и я с другими детьми лазил на крыши сбрасывать зажигательные бомбы, а там внизу наши товарищи забрасывали их песком. Девчонки постарше работали в госпиталях, перевязывая раненых. Потом работали на фортификации – я понимал, что мы делаем это для защиты города и его жителей. Мы уже полюбили нашу вторую родину, которая нас приютила и воспитала. Тогда собственная смерть казалась не страшной, мы переживали за других.
А затем нас вывезли в маленький городок Буй Костромской области. Поблизости была станция и железнодорожный мост, которые каждый вечер бомбили немецкие самолеты. Мы жили рядом и прятались в вырытых специально для этого окопах. Потом каким-то чудом нас вывезли дальше в эвакуацию, и я оказался в городе Миасс Челябинской области. Мы – дети войны, и в этом судьба целого поколения!
– Если жизнь так скоротечна, что в ней самое важное?
– Есть такие строки у Гете: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Жизнь – это мгновение! Надо жить сполна и со смыслом, чувствуя важность каждой минуты, которая нам дана. Сейчас я стараюсь помогать родственникам, стремлюсь делать добрые дела. И еще хочу закончить дневники, увидеть выход в свет испанского варианта. Все, что могу сделать доброго для друзей, – делаю. У меня очень много друзей в Москве – Василий Ливанов, Глеб Панфилов, Инна Чурикова. Есть и ученики… Я держу связь с ними, и это очень поддерживает нас всех. У меня много фамилий в телефонной книжке!
«Мы мечтали о справедливости для всего мира»
– Что должно извлечь молодое поколение из опыта вашей жизни? Что необходимо запомнить, какие детали самые важные? И каким должен получиться будущий документальный фильм о вас?
– Я хотел бы, чтобы люди, которые будут читать эти строки, читали бы неотрывно. А люди, которые будут смотреть фильм, смотрели бы неотрывно. Это означает, что им интересно и они находят для себя что-то важное в моих воспоминаниях. Я хотел бы, чтобы удалось передать дух времени, которое я застал. Тогда были удивительные люди – даже не знаю, есть ли сейчас такие или нет. Это были люди, которые искренне любили Родину и готовы были умереть за нее. Они все делали для других, а не для себя. Нам было 11–13 лет, когда мы работали на торфяных разработках и валили лес в эвакуации. Это был наш вклад в победу, потому что больше работать было просто некому. Мы были в возрасте моего внука, когда познали тяготы тяжелого труда, незнакомого современному поколению. Осенью, когда начинались дожди, появлялись тучи мошкары, которая буквально облепляла людей – спрятаться от нее было сложно. Мы читали книгу «Как закалялась сталь» и поддерживали друг друга, делились тем малым, что имели. Тогда я открыл, что такое товарищество. В 12 лет мы уже учились стрелять и были готовы идти на фронт, если понадобится. Потому что мы любили жизнь, окружающих нас людей и любили страну, которая для меня стала вторым домом.
– А сейчас вы любите жизнь?
– Конечно, я люблю жизнь! Она прекрасна и удивительна. «Здравствуй, племя младое, незнакомое!» Очень люблю перечитывать Пушкина, многое знаю наизусть. Мы с наслаждением читали Пушкина вдвоем с Олегом Ефремовым. Когда я делал свой сценарий, то хотел, чтобы получился фильм о трудном, но замечательном времени, о времени, когда людям снились прекрасные сны. И они были готовы умереть ради этих снов. Это были сны о том, чтобы во всем мире не было войны, чтобы было чистое небо над головой, а все люди были бы братьями.
– Это возможно?
– Сейчас я понимаю, что невозможно, но тогда мы верили в это. Позже, когда мы уже стали поколением 60-х годов, то очень дружили. Нашей дружбы сейчас не понять, мы чувствовали себя могучими, в том числе в творческом плане. Когда я приехал в Испанию на постоянное жительство, то увидел, что там понятия не имеют о том, что такое дружба. Мы были готовы отдать себя общему делу, помогать друзьям в полном смысле и, конечно, совершенно бескорыстно. Мы верили, что можем переделать мир к лучшему. Мы все время искали смысл жизни, формулировали его, воплощали в творчестве, находились в поиске истины. Андрей Тарковский, Булат Окуджава, Роберт Рождественский спорили о смысле жизни, их вдохновляли творческие поиски ради стремления к правде. Их интересовал этот вопрос, они пытались на него ответить. Мой друг Дионисио Гарсиа сформулировал эту идею так: «Смысл жизни – это постоянное самосовершенствование себя». Если мы сегодня говорим о самом главном, то пусть ваши читатели и люди, которые будут смотреть будущий фильм, сохранят радость жизни во всем – во влюбленности, в преданности творческому делу, в веселых песнях.
– Вы ощущаете себя русским или испанцем?
– Нет, я не испанец. Я русский, хотя меня всегда вдохновляет тот мальчишка-пастушок из далекого астурийского детства. Детство всегда со мной, оно держит меня. В нем заложено все наше будущее. Надо, чтобы мы о нем помнили, потому что в нем начало нашего пути. Это особенно важно для художника, для творческого человека. Интересно, что именно трудное время сделало нас людьми. Мечтающим строить новую прекрасную жизнь на Земле мог быть только тот, кто сам вырос в нужде и лишениях. И дело не в идеологии коммунизма, а в мечте, к которой шло поколение. Человек-труженик, человек-поэт – в этом были наши стремления. Мы мечтали о справедливости для всего мира, верили в любовь, в которой заключена самая большая и самая мощная сила, она помогает нам связаться вместе. Мне очень хотелось бы, чтобы ваши читатели прониклись ценностью жизни поколения, к которому я отношусь. Для испанцев я тоже русский. В период создания Камерного театра им. А.П. Чехова прежде, чем добиться определенного успеха, я столкнулся с тем, что в испанской театральной среде против меня были почти все. Потому что мир русской драматургии совсем другой – он основан на идеях поиска правды и справедливости. В этом и заключен весь смысл русской культуры.
беседовали Виктор Кудинов, Анастасия Христова
