Олег Романцев: «Мы не могли не проиграть…»

История эта хоть и давняя, но нет-нет да всплывает в памяти досадной занозой. Хотя сегодня, когда футбол окончательно превратился в инструмент коммерции и сколачивания капитала, все случившееся с нашей сборной на Евро-96 уже не воспринимается как нечто невероятное. Ну, подумаешь, потребовали игроки заплатить им столько, сколько они хотели – нынче и не такие денежные разборки в футбольном миру случаются. А тогда, почти четверть века назад, это имело эффект разорвавшейся бомбы. И даже не потому, что в российских клубах еще не платили, как пел незабвенный Владимир Семенович, «огромные тыщи», не были в ходу миллионные трансферы и не слетались к нам стаями со всего света гастарбайтеры-легионеры. Просто после того скандала и нам вдруг стало ясно то, что уже было известно всему миру – в футбол играют и побеждают не деньги, а люди. Причем только те, кто любит его больше, чем презренный металл! Что, кстати, и подтвердила сборная Чехии, вернувшаяся с этого турнира домой в ранге чемпиона. Для нас же особенно остро тот удар воспринимался еще и потому, что Олег Романцев с уверенностью говорил, что везет в Англию не только крепко сыгранную сборную, а еще и по-настоящему сплоченный, объединенный общей целью коллектив.
Причины провала-96 потом еще долго обсуждались в прессе, обрастая все новыми подробностями, подлинность которых вызывала то сомнения, то удивление. Словом, все шло под девизом, согласно которому у каждого была и остается своя правда. В этом я еще раз убедился после того, как мой коллега Виталий Айрапетов, проделав поистине огромную работу, вернулся к этой теме еще раз. И мне подумалось: а почему бы теперь не предоставить слово самому Олегу Ивановичу, у которого мы с Сергеем Микуликом взяли первое интервью после возвращении сборной с Евро-96? Кстати, для меня тот момент стал историческим еще и потому, что пару месяцев спустя я приступил к обязанностям пресс-атташе «Спартака», о чем, признаюсь, прежде даже и не мечтал.
А началось все со звонка моего предшественника в красно-белом клубе Леонида Трахтенберга, предложившего поговорить с Романцевым. Честно говоря, это удивило, поскольку Леонид Федорович подобными делами занимался исключительно сам. Но грех было отказываться от возможности получить эксклюзив от не слишком разговорчивого Романцева. А потому я не раздумывая дал согласие.
В ту пору в друзьях Романцева я не числился. Знакомы мы, конечно, были, и, уже возглавляя «Красную Пресню», он даже помогал мне в работе над второй книгой с Дасаевым. О сложности характера Олега Ивановича я, разумеется, знал, как и о предельной сдержанности в общении с прессой, для которой он всегда старался быть предельно закрытым, считая, что не тренерское это дело – откровенничать с журналистами. Но здесь был тот редкий случай, когда Романцев хотел высказаться. А значит, повод для этого был исключительный, что сразу же стало ясно, когда разговор он начал сам с вопроса, от которого мы с Серегой буквально открыли рты: «А вы действительно напишете все, что я вам расскажу?». Получив наши заверения, Олег Иванович закурил, а мы включили диктофоны. Итак, июль 96-го, кабинет президента и главного тренера в офисе ФК «Спартак» во 2-м Коптельском переулке…

Торг на высоте в несколько тысяч метров
– Наша встреча означает, что вы созрели для того, чтобы откровенно рассказать о том, что происходило со сборной в Англии?
– Именно так. Сейчас, поостыв и еще раз перебрав в памяти все связанное с английскими событиями и им предшествующими, понял: не рассказать о том, почему и игра, и результат команды на этом чемпионате оказались именно такими, не имею права. Это необходимо для ее будущего. Не знаю, со мной ли оно будет связано или с кем другим.
(Разговор этот состоялся за три дня до заседания исполкома РФС, на котором формально должно было решиться – продолжит ли Романцев работу в сборной. На самом деле, каким бы ни оказался вердикт, сам он уже твердо сказал себе – все, ухожу! И хотя тогда этого не сказал, к концу разговора мы поняли, почему иного варианта быть не могло. Думаю, поймете и вы. – Авт. Здесь и далее в скоб­ках – примечания нынешних лет).
– А не боитесь, что все это будет воспринято как покаянное оправдание Романцева?
– Нисколько. И так хорошо известно, что выигрывает команда, а проигрывает тренер. И жестче той оценки, которую я дал сам себе, пройдя от первого товарищеского матча с немцами в сентябре 94-го до последнего в Ливерпуле в июне 96-го на Евро, я вряд ли услышу. Одним словом, врагу не пожелал бы оказаться в моей шкуре.
– Что-то вы уж больно категоричны. Ведь вплоть до отъезда в Англию вы не успевали повторять, что в команде подобрался отличный коллектив, и обстановка для решения чемпионских задач самая что ни на есть распрекрасная. Ведь было же такое?
– Именно было. А потом все разом рухнуло.
– Что, вот так в одночасье?
– Ну, не совсем. Первый раз я усомнился в тех, кому поверил, приняв сборную, когда на собрании перед стартом отборочного турнира мы представляли игроками проект премиальных выплат. Прежде они получали по $3000 за победу в каждом матче. Мне же удалось убедить руководство РФС в том, что за отдельные ключевые встречи следует повысить сумму до пяти тысяч. Считал, что это необходимо. Убежден был: игроки поймут – выигрыш у Фарерских островов в Москве не может быть адекватен победе над Шотландцами в Глазго. Но вдруг встает Колыванов и заявляет: «Мы считаем, что выигрыш у любого соперника должен оцениваться по максимуму».
– И это при том, что раньше игроки были довольны и суммой в три тысячи?
– То-то и оно. Тут-то и мелькнула мысль: с кем предстоит работать?
– А до этого она вам в голову не приходила? Ведь вы же, как никто другой, были в курсе ситуации, в какой оказался Садырин?
– Конечно, давая согласие на приход в сборную, я не мог этого не учитывать. Но после первой же встречи в Новогорске ребята сами подошли и сказали: «Олег Иванович, не беспокойтесь – все в прошлом. Разобьемся, но отборочные пройдем. Можете в нас верить».
– Когда же противостояние стало более осязаемым?
– Могу назвать точное время и место. Салон самолета по возвращении из Катара, с одного из последних товарищеских матчей перед чемпионатом в Англии. Именно там футболистам раздали протокол по выплате вознаграждения за участие в европейском финале. Их просили подумать и высказать позднее свое мнение. Но «инициаторы» ждать не стали и принялись мне его высказывать уже на высоте в несколько тысяч метров.
– Эти расценки до того момента были окутаны глубочайшей тайной…
– И думаю, правильно – зачем создавать вокруг команды финансовый ажиотаж? Но теперь, считаю, пришло время обнародовать некоторые цифры. Итак, за выход из группы каждый футболист получил бы по $25 тысяч «нетто», то бишь чистыми.
– Надеемся, хоть этот пункт протокола не вызвал недовольства футболистов?
– О, да – здесь они были все «за». Далее, если команда не выходила в четвертьфинал по разнице мячей, вознаграждение составляло по $20 тысяч на каждого. И здесь все были довольны. Но вот следующие два пункта были подвергнуты ими обструкции. В случае если команда не выходила из группы по набранным очкам, премиальные снижались до $15 тысяч. Если же очков завоевано не было, то за все время пребывания в Англии каждый футболист получал по $5 тысяч.
– Не самые, надо сказать, скромные расценки – даже в случае полного провала…
– Я тоже так думал. Но игроки посчитали иначе – они предлагали исключить из протокола последний пункт и ограничить нижний предел вознаграждения $15 тысячами. «Мы же не проигрывать едем. Мы что, очка, что ли, не наберем?» – недоумевал, в частности, Харин. – Пусть уж будет «пятнашка» за участие – не подведем, вот увидите». Я отвечал: коль настрой у вас такой замечательный, то вам сам Бог волноваться не велел. Езжайте, набирайте очки, зарабатывайте деньги. Но нет – уперлись. Сделайте 15 тысяч за участие, и все тут!
– И вы могли «сделать»?
– Мог, наверное. Пойти к Колоскову, повыше и завести такой разговор. Но есть же какие-то пределы алчности, жадности, не знаю уж, как это и назвать. И я в довольно жесткой форме сказал, что деньги мы поедем за-ра-ба-ты-вать. Потом узнал, что с той поры и встал, оказывается, не на сторону своих игроков, предпочтя альянс с функционерами.
(Ну как тут не вспомнить ситуацию в сборной с Садыриным, когда разброд и шатания в ее рядах так же начались – сразу же после того, как была решена задача выхода в финал мирового чемпионата. Да и заводилы, заметьте, были те же. Может, именно тогда и надо было начинать Олегу Ивановичу бить тревогу? – Авт.)

Ультиматум перед игрой с Италией
– И вас разговор в самолете не насторожил?
– Признаться, не очень. Я как-то списал его на усталость от трудного перелета и непростой игры в Катаре. К тому же игроки очень быстро пошли на попятную, и вскоре Онопко как капитан команды подписал протокол от имени игроков. А потом уже он оброс моими и колосковскими автографами, приобретя силу документа. И еще: я же и сам рассчитывал, что мы не проигрывать едем, и потому не придал спору о 5–15 тысячах какого-то принципиального значения.
– Окончательная заявка в УЕФА ушла уже после возвращения из Катара?
– Да, и это, видимо, послужило еще одной причиной покладистости футболистов перед отъездом. А вот как только двадцать два определились, я напрочь перестал узнавать некоторых из них.
– Даже тех, с кем столько лет проработали прежде в «Спартаке»?
– Для меня это, наверное, один из самых, если не самый больной вопрос. Нет, спартаковцы, бывшие и нынешние, за исключением Шалимова, не сказали против меня ни слова – во всяком случае, в моем присутствии. Но и опорой мне не стали. Когда я после уже всего случившегося спрашивал у тех, кого знаю больше других, почему они не пришли ко мне и не сказали, что в команде только и говорят с момента приезда в Англию о деньгах, а не об игре, мне был ответ: «Если бы мы сами пришли за день до игры с итальянцами и произнесли слово «деньги», вы бы вытолкали нас из своего номера взашей». И в общем-то, они здесь были правы – в точности так я бы и поступил. С любым!
(Как спартаковцам было не знать о нетерпимости Романцева к обсуждению разного рода финансовых вопросов. В клубе этим занимались вице-президент Григорий Есауленко и генеральный директор Лариса Нечаева, которую после случившейся с ней трагедии сменил Юрий Заварзин. Конечно же, с Олегом Ивановичем размеры заработных плат и выплаты премиальных они согласовывали, но сам он занимался только тренерской работой, хотя какое-то время еще и занимал доставшуюся от Николая Петровича Старостина должность президента. – Авт.)
– Тогда с кем же говорилось о деньгах, если не с вами?
– Ну, для начала на первом собрании на английской земле Харин с молчаливого согласия остальных встал и сказал, что надо все-таки поднять сумму за участие хотя бы вдвое. Меня заинтересовали аргументы. И когда вратарь сборной объяснил, что у большинства игроков за плечами тяжелейшие чемпио­наты, и они вместо того чтобы отдыхать с семьями, лечиться, восстанавливаться, приехали в сборную, где уже столько оттренировались, а впереди еще и игры их такие тяжелые ждут, тут, признаюсь, я просто не нашелся, что ответить. Просто обвел взглядом команду, смотревшую в пол, и начал понимать: здесь – в Англии, нас ничего хорошего не ждет.
– Еще кто-нибудь на этом эпохальном собрании выступал?
– А как же – Кирьяков, например. Он говорил, что давайте все лучше выскажем здесь, друг другу в глаза, чем потом пойдем по номерам «перетирать». Вот Харин – видно, по заранее расписанному сценарию – и высказал. Я с его мнением категорически не согласился. На том обсуждение закончилось, но футболисты на этом не угомонились, и за день до игры с итальянцами депутация пришла уже к Тукманову, где Кирьяков от имени «ребят» недвусмысленно пригрозил, что если вы нам не компенсируете налоговые потери до первой игры, то «в команде возникнет бунт». И вот когда Александр Вячеславович мне эти слова передал, я не выдержал. Построил всю свою команду и говорю: если кто-то еще раз заведет разговор о деньгах, он вынужден будет собрать вещи. И даже если таких наберется человек пять-десять, я переживу. Потому что по моей просьбе Колосков уже разговаривал с Юханссоном, тот в курсе возможного вашего бунта, и чтобы не допустить скандала на чемпионате, готов в порядке исключения разрешить нам несколько дозаявок.
– Это был блеф с вашей стороны или?..
– Если и блеф, то частичный. Я действительно беседовал с Колосковым после кирьяковско-­харинского выступления один на один. И он заверил, что в случае принятия крайних мер готов обратиться к Юханссону и что вопрос с дозаявкой может быть решен положительно. Так что какой-то тыл у меня был.
– Но почему все разговоры о деньгах всплывали с такой настойчивостью? И почему оговаривались выплаты вперед? Может, за отборочный этап российским героям кожаного мяча что-то все же недоплатили?
– Если бы! Все, что было оговорено – по три тысячи за Фареры и Сан-Марино и по пять за греков с финнами, – выплатили. Естественно, что с этих сумм были, в соответствии с российским законодательством, вычтены налоги, что вызвало неудовольствие игроков. Зато им сверх контракта были подарены автомобили ценой 6 с лишним тысяч и золотые часы фирмы «Омега» с бриллиантами – они стоили $5200. Эти вещи и деньги «упали» им, образно говоря, с куста. И все ведь их подняли, причем как должное! А как приехали в Англию, так моментально почему-то вспомнили о тех $2000, что РФС с Романцевым «украли» у футболистов на Фарерах и Сан-Марино, забыв о своем согласии по премиальным расценкам.
– Стоя перед шеренгой игроков за день до игры с Италией, вы еще надеялись на сколько-нибудь успешное выступ­ление в чемпионате?
– Нет! Тогда уже нет. Я слишком давно в футболе, чтобы не знать, что если перед игрой ты думаешь только о деньгах, успеха в ней тебе не видать. А я вместо того, чтобы рассуждать о тактике, стою и спрашиваю каждого, начиная со стоявших первыми вратарей: Черчесов – ты согласен играть чемпионат на этих условиях? «Я – да». А ты, Харин? «Согласен. Да, я думаю, все согласны». И так далее…
– Кстати, о тактике. Вы по-прежнему уверены, что на матч с итальянцами она была выбрана в лучшем варианте? И повлияли ли финансовые притязания игроков на определение состава на стартовую игру?
– Других-то игроков у меня не было, так что при определении состава я откинул все возникшие в последние дни антипатии к кому-либо. Теперь что касается неверно якобы организованного тренировочного процесса. Наши занятия перед стартом приезжал просматривать Ринус Михелс. И после знакомства с ними воскликнул: «Если бы я не знал, против кого вы готовились играть, то теперь со стопроцентной уверенностью сказал: идете на итальянцев». А Михелс, наверное, понимает в футболе чуть больше наших доморощенных «спецов». Другое дело, что реализовать наработанное на тренировках в игре вышли люди, некоторые из которых не имеют права называться не то что профессиональными футболистами или игроками национальной сборной, но даже, как ни обидно это будет кому-то услышать, гражданами России…

Ошибся, пригласив Шалимова, Кирьякова и Добровольского
– А как вы, если не секрет, вообще определяли состав?
– Я в своей практике привык советоваться по этому поводу с игроками. Конечно, их мнение не всегда было для меня определяющим, но игнорировать его совсем я себе никогда не позволял. Ну, такая, например, ситуация: в сборной два практически равных вратаря. Но если я просмотрю 22 анкеты и одна фамилия в них будет упомянута 19 раз, а вторая три, то я однозначно отдам предпочтение тому, с кем удобнее играть большинству команды. И в Англии я рассчитывал на поддержку игроков. Но неожиданно Канчельскис от имени команды заявил мне, что якобы «ребята боятся кого-либо обидеть, и поэтому заполнять анкеты перед играми не будут». Оказывается, в каких-то моментах у меня была на редкость сплоченная команда…
– Но о ком-то, оставленном дома, задним числом жалеете?
– Нет, не думаю, что в сложившейся ситуации один или два новых игрока могли бы все повернуть в другую сторону. Шалимов, Кирьяков и их единомышленники наверняка подмяли бы любых новых футболистов под себя. Ведь они думали совсем о другом. Узнали, например, что у руководства ПФС имелась некоторая спонсорская сумма, и вновь начали просить, а затем и требовать выплатить ее по вкладу за выход сборной в Англию – вспомнили, видно, о налоговых вычетах. Точнее, не забывали о них никогда…
– Приглашение Добровольского – ваша ошибка?
– Скорее всего, да.
– Тогда зайдем с другого конца. Кого бы вы, если б можно было вернуть время назад, ни за что не взяли бы в свою команду?
– И сам не возьму, а преемникам своим порекомендую на пушечный выстрел не подпускать к сборной Шалимова – главного идеолога путчей, и Кирьякова. Эти люди предадут кого угодно. Когда немцы забили нам гол и потребовалось перестроить всю схему игры, я сказал сидящему рядом со мной Кирьякову: «Ну, давай, Серега!» А он в ответ: «Я что, неразмятый, что ли, пойду?» И так демонстративно медленно стал бутсы шнуровать, что я попросил его уже не усердствовать.
– А как вел себя Онопко?
– В выбивании денег не участвовал. Но и против не выступал, как, впрочем, и остальные.
(У Романцева никогда не было в командах любимцев. Но рискну утверждать, что к Вите Онопко он относился с особой симпатией. И прежде всего потому, что по восприятию футбола, преданности и отношению к нему они были очень похожи. Думаю, в той истории Виктору пришлось так же непросто, как и главному тренеру. С одной стороны, зная характер Романцева, он понимал, как тому сложно управлять командой, став заложником группы бунтарей. С другой, как капитан был вынужден доносить до Олега Ивановича мнение футболистов. Словом, оказался в ситуации, которую заклятому врагу не пожелаешь. Может, потому и выглядел в Англии, как, впрочем, и остальные, на себя непохожим. – Авт.)
– Кстати, Виктору в игре явно не хватало свежести. Вы продолжаете утверждать, что физически команда была подготовлена неплохо?
– Пусть хоть всех тренеров России посадят напротив меня, я буду доказывать свою правоту. Как только я принял сборную, у меня состоялся разговор со всеми потенциальными кандидатами. И всем я им сказал одно и то же: сборная – не то место, где вас будут подтягивать в физике. На заключительном сборе мы работали с 22 мая по определенной программе, выполнив ее полностью. Ко мне подходил тот же Шалимов, рассказывал, что италь­янцев, например, на заключительном этапе подготовки Сакки на пять дней вообще распустил. А Шалимов, он же тоже вроде как «итальянец»… Или тот же всезнающий профессионал Бундеслиги Кирьяков, прибывший в сборную с тремя (!) килограммами лишнего веса. Что, тренер должен составлять специальную программу, чтобы он похудел? Теперь представьте, что было бы, если бы я последовал примеру своего итальянского коллеги. Напротив, никому никаких поблажек я не давал. И потом, если команда в третьем своем матче способна сыграть на более высоких скоростях, нежели на первом, – это о чем-то говорит, верно?
– Тогда какова ваша самая большая ошибка за время работы в сборной?
– Она состоит в том, что вовремя не распознал замыслов «инициативной группы». Покуда они не заикались о деньгах, к их работе на тренировках у меня не было претензий, а ошибки игровые – они у всех могут быть. А вот когда человек, как Кирьяков, просто перестает во время чемпионата Европы тренироваться – демонстративно, настолько, что я вынужден выгнать его из команды, – тут только и остается, что признать свою колоссальную ошибку.
– Но деньги свои за участие Кирьяков перед отъездом получил?
– А то! Глазом не моргнул. Сразу зашел в кассу, то есть к Тукманову. Такой человек чтобы $5 тысяч не забрал?! Ведь, как выяснилось, в Англию он только за этим и приезжал. Впрочем, как и Шалимов, который за лишнюю пару «рибоковских» носков воевать с вами будет.
– Канчельскис к их числу не принадлежит?
– Ни в коей мере.
– А как же его заявление о нежелании в будущем работать с Романцевым?
– Оно неправильно понято. У нас с Андреем состоялся отдельный разговор, в котором тот выразил сожаление по поводу своей игры и попросил его в сборную больше не вызывать, поскольку, как он считает, в английском первенстве совсем иной футбол. Мы договорились не принимать скоропалительных решений и в скором времени встретиться вновь.
– А какое решение принял для себя тренер Романцев?
– Раз и навсегда понять, что в нынешнем поколении игроков немало тех, кто, не отдавая футболу все, хочет получать в нем только за участие.
(Вам не кажется, что сегодня это звучит даже актуальней, чем двадцать четыре года назад? – Авт.)

P.S. Предвижу, что кое у кого все сказанное Романцевым вызовет примерно следующую реакцию: «Ну, а что же он сам? Кто, как не главный тренер, обязан предвидеть подобное?». Да и Олег Иванович не против подобных выводов, напомнив и признав то, что всегда проигрывает только тренер. И это возможно в футболе любой страны. Кроме российского. Скажите на милость, ну где еще футболисты учинят бунт по поводу инвентаря той фирмы, в котором, кстати, они благополучно вышли в финал мирового первенства-94, а затем напишут письмо помощнику президента с просьбой заменить им неугодного тренера на того, кто им милей? Или выколачивание с угрозой бунта денег накануне первого матча Евро-96 и претензии по поводу невыданной пары носков? А в то же время те же самые легионеры Лечков со Стоич­ковым, зная бедственное положение национальной федерации, за свои кровные на матчи и сборы прилетали, да и на Чемпионате мира в США в долг играли. А хорваты по той же причине так же сами билеты на самолет приобретали. Это не к тому, что так всегда и должно быть, – жизнь заставляла. Просто в эти моменты для них гораздо важнее был футбол, игра, команда, честь страны и своя собственная… А вот что заставляло наших игроков, якобы объединенных общей идеей на пути в финал Евро-96, напрочь забыть об этом, уже оказавшись в Англии, где разом они превратились из «единомышленников» – кто в яростных, а кто в молчаливых рвачей?
Да, самая большая ошибка Романцева (и он от нее не отказывается) была в том, что он поверил футболистам, однажды уже предавшим его предшественника. И в результате сам оказался в трагически безвыходном положении Садырина. Ну, а чем это заканчивается, мы убедились тогда в очередной раз. Та история стала для него жестоким уроком. Не случайно после нее он, чтобы переосмыслить все случившееся, взял паузу в работе, перепоручив руководство «Спартаком» своему соратнику и другу Георгию Ярцеву, на тренерской скамейке рядом с которым появился лишь на золотом матче с «Аланией» в Питере.  

Александр Львов