Екатерина Фурцева: монологи за накрытым столом

Сколько звезд на небе? Индонезиец, например, ответит на этот вопрос, не задумываясь: столько же, сколько островов в Индонезийском архипелаге. Преувеличение, конечно. Но оно свойственно этому доброжелательному, улыбчивому и гордому за стремительное развитие своей страны народу.
Это крупное государство Юго-Восточной Азии действительно раскинулось на площади чуть ли не двадцати тысяч островов. Российским туристам наиболее известен, конечно, остров Бали. Но вообще-то главным считается остров Ява. Там столица, крупнейший мегаполис Азии – Джакарта. А в центре острова покоится среди невысоких взгорий культурная столица страны – Джокьякарта.
Возможно, именно поэтому там в 1970-х годах минувшего столетия состоялась крупная международная конференция «Опыт развития культуры в Азии». Конференция была организована специализированным учреждением ООН, известным под названием ЮНЕСКО – Организация ООН по вопросам образования, науки и культуры.

«А он понимает в культуре?»
Автор этих строк, работавший тогда корреспондентом ТАСС в Индонезии, не стал бы занимать внимание читателя событиями «времен Очакова и покоренья Крыма», если бы…
Если бы советскую делегацию не возглавляла Екатерина Алексеевна Фурцева, член всесильного Президиума ЦК КПСС, министр культуры Советского Союза. Вершитель судеб Высоцкого, Любимова, Плисецкой, Солженицына, Эрнста Неизвестного… Да и «битлов» тоже – им на советской эстраде она противопоставила песенку «Ай люли, ай люли, это новый танец / Ай люли, ай люли, он не иностранец».
В Джакарте советский посол представил меня Фурцевой: дескать, этот журналист будет освещать важное политическое мероприятие.
– А он понимает в культуре?
Вопрос был адресован, похоже, послу. Но тот промолчал. На всякий случай. Я тем более: мне впервые довелось стоять рядом с членом советского партийного ареопага.
– Ну, пусть едет. Поможем.
В Джокьякарте разместились в самом фешенебельном отеле, где и проходила многодневная конференция. Фурцева выступила в первый же день. А вечером в моем номере раздался телефонный звонок. Сотрудница, проходившая в списке делегации как секретарша министра, а на деле, как стало ясно позже, выполнявшая функции маникюрши, камердинера и стилиста, сказала, что меня приглашают на совещание по итогам выступления руководителя делегации и оценке реакции иностранцев. Было 11 вечера.

Совпартийные игры
– Проходи, пресса, садись вот тут. – Фурцева оглядела собравшихся за накрытым столом в гостевой комнате номера-люкс. – Ну что, все в сборе?
В сборе были заместитель министра культуры СССР В.И. Попов (через несколько лет возглавивший подготовку московской Олимпиады-80, а затем Гостелерадио СССР), министры культуры нескольких союзных республик, имена которых хозяйка, похоже, не очень помнила, за исключением разве что Отара Тактакишвили – известного в ту пору советского композитора, лауреата Сталинских и Ленинских премий, и, наконец, начальник иностранного отдела Минкульта СССР некто Дюжев. Он-то и был назначен тамадой.
– Екатерина Алексеевна, – начал Дюжев, – ваше выступление сегодня повергло во внимательное молчание весь зал, который потом вам как никому другому долго аплодировал.
– Я и сама слышала. Говори по делу.
– Я хотел сказать, что Попов, он же доклад писал…
Фурцева нахмурилась, оглядела присутствующих: в их взглядах она не нашла признания авторства Попова. Удовлетворенное лицо ее просветлело.
– Ну, продолжай…
– То есть, я хотел сказать, что Попов пашет как лошадь…
Похоже, аппаратчик Дюжев знал, что Попов скоро пойдет на повышение, а Фурцеву скоро «уйдут» из Президиума ЦК КПСС.
– Как лошадь? Родиться на конюшне – это еще не значит быть скакуном!
Все охотно рассмеялись.
Фурцева взглянула на стол, уставленный черной икрой и осетриной, одобрительно посмотрела на Дюжева, добывшего эти деликатесы на Грановского (улица неподалеку от Кремля, где в те годы располагался спецраспределитель для партэлиты).Затем тронула свой бокал:
– Дюжев, что ты мне тут набухал?
– Водичка, Екатерина Алексеевна.
Отар Тактакишвили наклонился ко мне, шепнул на ухо:
– Это ритуал такой. Она пьет джин, но все должны думать, что это вода.

Презентация Родины за рубежом
Тем временем Фурцева встала, подняла бокал:
– Товарищи, как трудно…
Тут ее голос принял трагическую тональность.
– …и в то же время как легко…
Здесь послышались нотки вдохновения.
– …как легко и почетно представлять за рубежом нашу великую и любимую Родину! Так выпьем же за Ленинский Центральный комитет, за его боевой штаб и за…
Тут она указала пальцем на потолок. Все чокнулись. – Было много интересных выступлений, некоторые можно учесть и в нашей работе.
При этом она окинула взглядом республиканских министров:
– За нашу многонациональную культуру, древо которой подпитывается творениями Пушкина и Толстого.
Снова чокнулись.
Вдруг Фурцева нахмурилась:
– Попов, уж если спишь, так спал бы хоть с открытыми глазами…
Попов выпрямил свой мощный торс:
– Екатерина Алексеевна, ну что я, студент какой на семинаре? Уж спать, так спать с закрытыми глазами.
Все насторожились, но не пугливо. Похоже, республиканским министрам как-то смутно передалось аппаратное предчувствие Дюжева.
– Ну ладно. День у нас был тяжелый. Так выпьем же за партийную прямоту в наших взаимоотношениях!
Все радостно чокнулись. Кто-то задел рюмку, виски потек под блюдо с остатками осетрины. Провинившийся неловко потянулся за салфеткой, принялся вытирать, снова что-то задел. Хозяйка номера-люкса отреагировала довольно-таки благодушно:
– Вот так и у тебя в республике: кто-то сочинит какую-то ересь, а ты подчищаешь, улучшить хочешь. Значит, стараешься. Так и надо. Так выпьем же за бережное отношение к искусству и его творцам! Этому учит нас партия и лично…
Тут Фурцева снова подняла палец к потолку.
Дружно выпили.
– Ну ладно, товарищи, скоро вставать, а завтра, то есть уже сегодня, снова тяжелый день.
Все дружно разошлись.
Как пишут советские писатели
Вечером следующего дня я снова был приглашен на совещание.
– Твой отчет о работе конференции опубликован в наших газетах,– обратилась ко мне Фурцева. – Николай Павлович (Н.П. Фирюбин, замминистра иностранных дел СССР, муж Фурцевой. – Авт.) позвонил мне и сказал, что хорошо оттенена тема живительного воздействия советской культуры на творчество азиатских деятелей в этой области.
И продолжила с долей теплоты в голосе:
– Ну, садись. Да не туда. Поближе ко мне. Чего ты все к Попову льнешь?
– Так я, Екатерина Алексеевна, с Владимиром Ивановичем тексты перед отправкой в Москву согласовываю.
– Вот перед отправкой и согласовывай, а сейчас сядь, пожалуйста, где тебе предложено.
Республиканские министры с уважением посматривали на меня.
Попов успел мне шепнуть, что Екатерина Алексеевна побывала в сауне. Да, было видно, что и без того привлекательная женщина сейчас выглядела особенно свежо и даже задорно. Как будто и не было изнурительных дискуссий в секции по взаимопроникновению культур.
Тем временем Фурцева вернулась к теме «воздействия советской культуры» на творческих деятелей Азии:
– Товарищи, давайте выпьем за взаимопроникновение культур при ведущей роли советской культуры!
Ее радостно поддержали. Выпили.
А она продолжила:
– Ведь ведущая роль советской культуры – это производное от ведущей роли нашей партии.
Кто-то предложил за это выпить. Фурцева предложение поддержала. Выпили. Но тему партии начала расширять:
– Вот сегодня на секции кто-то принялся мне пенять: мол, ваши писатели пишут под диктовку партии…
За столом послышалось сдержанное неодобрение.
– …Ну вот. Я им ответила, что наши писатели пишут под диктовку собственного сердца, а их сердца принадлежат партии.
Сказала, как отчеканила. Это было воспринято как тост. Выпили за руководящую роль партии.

Невзначай к Хрущеву
– Я перед партией чиста, – вдохновенно произнесла Фурцева, – а то ведь ходят по Москве дурацкие слухи, будто у меня что-то было с Хрущевым.
Все примолкли. Какие-то два республиканских министра, вознамерившиеся было втихую выпить «на двоих», осторожно отставили рюмки.
– Итак, – она прикрыла глаза, – Николай Павлович был в больнице…
Каждый, наверное, отметил, что она сказала «в больнице», а не «в кремлевке».
– …Я планировала уйти с работы пораньше, чтобы навестить его. Но тут одно совещание за другим. Рабочий день уже давно кончился. Выскакиваю на улицу, нервно ищу такси, а ведь надо было еще куда-то забежать – купить цветы…
Поверил ли кто-нибудь в услышанное? Министр… ищет такси… «забежать за цветами»? Во всяком случае, все приняли озабоченный вид, некоторые даже сумели изобразить сострадание. Только Попов невозмутимо рассматривал буддийскую статуэтку.
– …Боялась, перестанут пускать посетителей, вбегаю, вскакиваю в лифт, нервно нажимаю кнопку, выхожу, открываю дверь в палату, а там Никита Сергеевич. «Вот не ожидал, – говорит, – спасибо за цветы. Ваш муж этажом выше». Ну, я машинально передала ему букет. Оказывается, я в спешке перепутала этажи.
В завершение этой истории Фурцева сокрушенно добавила, что на этаже были сестры, которые видели: мол, зашла с цветами, а вышла без. Дескать, от них и пошли все эти негодные слухи.
Николай Павлович Фирюбин в качестве заммининдел СССР курировал как раз Азию и неоднократно бывал в Джакарте. В частной беседе много позже он подтвердил рассказ Фурцевой и назвал эту историю просто курьезом: дескать, уже через несколько минут жена была в его палате.
Да, так оно наверняка и было. Интересно другое. Эту историю рассказчица сопроводила словесной гирляндой из партийного лексикона а-ля «партия и народ едины». Поиск такси, забежать за цветами, опасение упустить посетительские часы в больнице… Словом, простая советская женщина.
К чему такое лукавство среди своих? Похоже, подобные «перфомансы» становились для высших партийных чиновников вживленными шаблонами, определявшими жизнь страны в те годы. Их потом назовут застойными…

Полный текст можно прочитать в № 8 журнала «Вокруг ЖэКа» за 2018 год