Мяч для Патрисии

Было это в начале 1990-х. Однажды позвонил мой добрый приятель – увы, сейчас у же покойный актер Арчил Гомиашвили. Тот самый, кому в свое время Леонид Гайдай неожиданно отдал главную роль в комедии «Двенадцать стульев». Именно с той поры его имя неизменно ассоциировалось с блистательно сыгранным им легендарным товарищем Бендером. Тем более что сам Арчил Михайлович был схож с великим комбинатором обилием разных, порой невероятных идей, в которые несмотря ни на что он всегда свято верил. Одну из них он и воплотил в жизнь, открыв на Красной Пресне заведение с отличной кавказской кухней, роскошным интерьером и постоянными сюрпризами для дорогих гостей. Принимать их было особой страстью хозяина. При этом он лично выходил из директорского кабинета, подходил к столу и, произнеся в честь каждого посетителя тост, выпивал бокал ароматного «Киндзмараули».
Еще одной слабостью Гомиашвили был футбол, говорить о котором он мог часами, в любой компании и по разному поводу. Бог ты мой, с какой болью вспоминал он кумиров своей молодости Михаила Месхи, Славу Метревели, Владимира Баркая! Как тяжело переживал, когда обожаемое тбилисское «Динамо» перестало участвовать в чемпионате СССР, предпочтя его собственному первенству республики!

«А для близких – просто Кац»

Особенно интересно было слушать его беседы с давним другом и земляком – замечательным комментатором Котэ Махарадзе, который каждый раз, оказываясь в Москве, захаживал к старому товарищу в «Золотой Остап». А уж если они принимались вспоминать, как их родное «Динамо» выиграло Кубок Кубков, то эмоциональности и красноречию, с каким они это делали, мог бы позавидовать сам Шота Руставели.
Чтобы утолить футбольный голод, позванивал Арчил Михайлович и мне.
– Про Патрисию Каас что-нибудь слышал? – спросил он однажды.
– Кто же про нее не слышал…
– Завтра я ее в своем ресторане принимаю. Приходи.
Народа, откуда-то пронюхавшего о явлении французской королевы шлягеров, у дверей ресторана собралась тьма. В толпе выделялись могучие, с квадратными плечами охранники вперемешку со стражами порядка в праздничных белых рубашках. В дверях меня придирчиво досмотрели, строго спросив, что я несу в пластиковом пакете.
– Сувенир гостье, – смело ответил я. И двери распахнулись.
В большом зале, где был накрыт фуршет, от VIP-гостей рябило в глазах. Из футбольных людей никого замечено не было. И это обстоятельство придавало некоторую уверенность и гордость – представлять игру миллионов великой страны предстояло одному мне. Какая честь – жизнь удалась!
Вскоре появилась и королева вечера. Вопреки моим наивным ожиданиям на ней не было вечернего длинного платья от Диора, не слепили глаз обрамленные золотом громадные бриллианты на шее и руках. В потертой джинсовой курточке, темной, чуть выше колен юбке и очках Патрисия больше походила на студентку Парижского университета, эдакую Золушку, случайно попавшую на роскошную вечеринку. А вот женская половина гостей была одета в то, в чем я предполагал увидеть француженку.
И при ее появлении по залу пронесся ропот удивления, но вскоре затих. Началось ожидаемое действо. Наиболее известные персоны выходили на середину зала и после того, как ведущий представлял каждого, говорили восторженные слова в адрес уважаемой гостьи, даря ей цветы и сувениры. Наконец дошла очередь и до меня.
– Дорогая Патрисия Кац, – начал я приветствие в микрофон.
И в зале мгновенно воцарилась громовая тишина. У стоявшего рядом переводчика глаза превратились в два огромных блюдца. Выручил как всегда блеснувший остроумием и находчивостью Александр Ширвиндт.
– Львов единственный, кто назвал Патрисию правильно, – не вынимая трубки изо рта, громко произнес он. – Так ласково кличут ее только близкие люди.

Полный текст можно прочитать в № 8 журнала «Вокруг ЖэКа» за 2016 год