Вячеслав Колосков: Я не жесткий и не мягкий. Я правильный

Пока операторы устанавливали свет и камеру, мы с моим героем в который раз пробежались по студенческой юности. Вспомнили родной инфизкульт, сокурсников, с которыми между лекциями, обсуждая институтские сплетни, ели дымящиеся пирожки с повидлом. Увы, кое-кого из друзей того времени уж нет… Но вот раздалась команда: «съемка!». И мой гость мгновенно превратился в того твердого, рассудительного Вячеслава Колоскова, каким его привыкли видеть на посту вице-президента ФИФА, члена Исполкома УЕФА, а также многолетнего главы отечественного футбола, пока 13 лет назад он не сложил своих полномочий. А сейчас Вячеслав Иванович везде и всюду почетный. Что воспринимается как степень уважения к человеку, сумевшему во все времена оставаться самим собой.

«Радость и удивление, что сборная так ярко выступила»
– Какие остались в памяти три самых ярких события минувшего чемпионата мира?
– Прежде всего выступление нашей сборной. Я прекрасно помню, какой негатив был вокруг команды перед чемпионатом. Объективно верить было не во что. Радость и удивление, что сборная так здорово выступила.
– А второе яркое впечатление?
– Доброжелательность публики. Отношение и впечатления болельщиков. Такие города, как Екатеринбург, Саранск, Самара, в меньшей степени Казань и Калининград, не были избалованы большими спортивными мероприятиями. Но все члены оргкомитета ФИФА, с которыми я общался, подчеркивали, что такого радушия и энтузиазма, как у россиян, нигде до этого не было.
– А третье?
– Это все-таки вопрос безопасности. Вокруг России очень много негатива. На протяжении восьми лет, с 2010-го по 2018-й, у той же Англии постоянно были какие-то претензии. Все это подчеркивалось, выдумывалось, обрастало новыми слухами… Был еще скандал с допингом, который тоже повлиял на мировую спортивную общественность. Мы знаем и реакцию Баха (президент Международного олимпийского комитета. – Ред.) на то, что происходило. Общая атмосфера вызывала у меня большую тревогу за обеспечение безопасности, потому что могли быть провокации. К моей радости, ни одной претензии – ни у команд, ни у официальных лиц, ни у болельщиков к обеспечению безопасности и комфортному пребыванию в России не было.
– А вы с Томасом Бахом знакомы лично?
– Конечно. Я знаком с ним с тех пор, когда он еще в Adidas работал.
– Он производит странное впечатление… С одной стороны, лоялен – с Путиным общается. А потом раз – и задний ход дает. Это какие-то политические моменты?
– Есть объективные причины для заднего хода. Это, конечно же, давление, которое на него оказывается. Слава богу, он его выдержал. Как и Инфантино (президент ФИФА. – Ред.). На них ополчились средства массовой информации, официальные лица антидопинговых служб, национальные олимпийские комитеты. Все требовали крови.
– Кто же может стоять над Бахом и Инфантино? Нет же у них начальников. Или это общественное мнение?
– У них есть избиратели, которые могут всю эту «негативщину» перенести на очередные выборы. Но Бах и Инфантино выстояли.
– Вернемся к нашей сборной. Как думаете, за счет чего Черчесову удалось совершить этот спортивный подвиг?
– Подвигом я бы это не назвал. Значимые и очень приятные итоги выступления нашей команды, я бы так сказал. За счет чего? Факторов много. Прежде всего, за счет стабилизации состава. Одной из проблем у Черчесова, на мой взгляд, была постоянная ротация – не было костяка команды, вокруг которого должно формироваться все остальное. Нет костяка – нет и самой команды, нет наигранных комбинаций, нет стратегии, нет тактики, нет планов «A», «B» и «C». Это бессмысленно, если у тебя постоянно по четыре-пять-шесть новых игроков в каждой игре появляются. Прежде всего, он стабилизировал состав. Второе – то, что удается нашей сборной порой, и это было у Хиддинка в 2008 году, когда централизованные сборы позволили подвести команду к идеальному функциональному состоянию. Также и здесь. Черчесову и его помощникам 20-дневные сборы помогли подвести команду к пику спортивной формы к началу чемпионата мира.
– Перечитал наше с вами интервью трехлетней давности, где вы говорили: «Пора уже. Пусть придут российские тренеры». И назвали Бородюка, Карпина, Семака… А Черчесова не называли. Просто не пришло в голову, или не очень верили, что у него может получиться?
– Я выбрал троих, но это не значит, что остальных забыл. Просто с моей точки зрения достаточно было ограничиться тремя. Я рад, что они, за исключением Бородюка, не просто востребованы, а сделали хорошие команды и продолжают их делать.

«Платини проявил себя как хороший руководитель»
– До прихода Инфантино было много разговоров о том, что финансовые дела ФИФА обстоят не лучшим образом. Тем не менее призовой фонд чемпионата мира оказался на $181 млн больше, чем на турнире в Бразилии. Это заслуга президента?
– В том числе. Я бы не сказал, что ситуация с финансами при Блаттере или Авеланже обстояла неблагополучно. Ведь каждый четырехгодичный цикл приносит новых спонсоров. Если, условно говоря, коммерческая услуга в 2002 году стоила столько, то в 2006-м она стоит больше, в 2010-м еще больше и т.д. Есть объективные предпосылки. Это все законы рынка. Идет конкуренция и возрастает стоимость услуг, коммерческих и рекламных прав. С другой стороны, у Инфантино не появилось никаких новых спонсоров, работодателей, телевизионных компаний. Они были те же, что и при Блаттере.
– Известно, что изначально Инфантино не должен был пойти на выборы президента, поскольку на это место шел Платини. Но мы знаем, почему этого не произошло. Чьи интересы защищает ФИФА с Инфантино и кто за ним стоит?
– Прежде всего Европа. Потому что он шел как кандидат от этого континента – от УЕФА. Раз Платини не был допущен, то понятно – все те европейские голоса, которые должны были отдать за Мишеля, перейдут к Инфантино. А это 50–55% голосов.
– Европа ждала, что Джанни будет их поддерживать?
– Конечно. Но абсолютное большинство европейских членов ФИФА поддержали Инфантино. Знаю, что он неплохо поработал с азиатской конфедерацией футбола. Много ездил туда, встречался. Какие-то новые идеи высказывал. На волне негатива, который был вокруг ФИФА, он правильно построил свой выборный процесс, говоря о том, что главный приоритет – это борьба с коррупцией, за чистоту.
– Хорошо обыграл историю с Блаттером и Платини?
– Превосходно. Дело в том, что здесь ошибочно воспринимают финансовые неурядицы и действия по коррупции Блаттера и Платини. Им вменяется в вину один эпизод. Это $2 млн, которые ФИФА заплатило Платини за его работу в качестве помощника Блаттера и в качестве человека, которому Блаттер еще при мне поручил составление международного календаря.
– По российским меркам не так уж и много. Разве эти деньги нигде не учитывались?
– Нет. Договор не был оформлен между физическим лицом – Платини и ФИФА в лице Блаттера. Это была устная договоренность, о которой знали в финансовом комитете. Но понятно, что решение по их нарушениям финансовой деятельности было зафиксировано комитетом по этике, а не прокуратурой Швейцарии. Тем более никакого судебного разбирательства не было. Коррупция в другом. Справедливо обвинили и посадили за решетку представителей исполкома ФИФА от Южной и Северной Америки. Там пять человек. Вот где коррупция. Их же арестовали во время заседания исполкома в отеле, а отстранили от деятельности уже в судебном порядке. Чак Блейзер, Джек Уорнор и масса других людей. Пять-шесть человек фигурировали.
– Может ли УЕФА и Европа существовать сами по себе, отдельно от ФИФА, если вдруг между ними начнутся трения? У нас же есть РФС и РПЛ.
– РФС – это главная организация, внутри которой находятся три лиги и все остальное. Там совершенно четкое единоначалие и четкое подчинение в полном соответствии с уставом ФИФА, УЕФА и уставом РФС. Такие же системы, но независимо, существует и в мировом футболе. И ФИФА, и УЕФА, и все остальные конфедерации. Они не подчиняются напрямую. Инфантино не может скомандовать Чеферину: мол, делай так, так и так. Это исключено. Полная автономия в принятии футбольных решений. Они только связаны единым уставом, едиными правилами игры. Они также связаны проведением чемпионатов мира и других соревнований, которые проводит ФИФА. А так они полностью независимы друг от друга.
– Значит, вы исключаете разрыв отношений?
– Абсолютно. Личные трения могут быть и в свое время были. Между Блаттером и Юханссоном, в последнее время между Блаттером и Платини.
– Платини, судя по всему, капризный.
– Поначалу был. Как только пришел, но потом быстро пришел в норму.
– Если бы не эта история, из него мог бы получиться хороший функционер?
– Уже получился. Ему хватило буквально два года, чтобы понять что к чему. Благодаря Платини удалось избежать раскола в профессиональном европейском футболе. Именно он сумел убедить забастовщиков из G-14 прекратить всякую борьбу за самостоятельность, за внесение раскола в единство профессионального футбола. Именно его авторитет позволил убедить Руммениге и президентов всех остальных клубов снять этот вопрос с повестки дня. Именно он сумел добиться того, чтобы его послушали в Евросоюзе, Европарламенте и везде поддержали. Будь человек с другой фамилией или с другими мозгами, конечно, могло бы быть все по-иному. Поэтому Платини проявил себя как хороший руководитель.
– Считаете, что введение им фэйр-плэй – подсчитывания чужих денег – правильная идея?
– Конечно. Здесь главная идея – избежать черных, неучтенных, коррупционных денег. Потому и установлен жесткий контроль: клубы должны тратить столько, сколько зарабатывают. Им дается какой-то период времени, для того чтобы привести баланс в порядок. А потом устанавливается очень жесткий контроль.

«С Блаттером была настоящая дружба»
– С кем из больших руководителей футбольного мира вы были в наиболее тесных отношениях? С Юханссоном (шведский футбольный функционер, президент УЕФА в 1990–2007 годах. – Ред.)?
– Нет, с ним я познакомился после того, как несколько лет проработал вице-президентом ФИФА, поэтому ближе всех знаком с Авеланжем (президент ФИФА с 1974-го по 1998-й. – Ред.). Да и в личностном плане возраст не позволял нам дружить по-домашнему. А вот с Блаттером (президент ФИФА с 1998-го по 2015-й. – Ред.) была настоящая дружба. Мы с ним в паре играли в теннис, много отдыхали вместе, в том числе и в неформальной обстановке.
– Вы лично приглашали Юханссона в Кремлевский дворец вручать медали «Спартаку» в 2000-м году?
– Все, что происходило с ним на территории России, проходило только через меня. Лишь однажды Юханссона пригласили к нашему президенту в обход меня, через Абрамовича. А у Абрамовича и ряда других ребят, не буду называть фамилии, была идея организовать совместный турнир Украины и России. Абрамович послал самолет, Юханссон позвонил мне, сказал: «Путин приглашает меня в Кремль. Для чего – не знаю». Я ответил, что тоже не в курсе. Как он мне потом рассказывал, когда зашла речь об объединении Украины и России, он заявил: «У ваших стран есть два великолепных специалиста: Колосков – с одной стороны, Суркис – с другой. Пригласите их, и они вам все объяснят».
– А каким образом в руководстве ФИФА появилась загадочная женщина из Сенегала – Фатма Самура? Что-то раньше женщин в этой организации не наблюдалось.
– За весь период моего пребывания в ФИФА женщин там действительно практически не было. Со временем ситуация в мире поменялась – женщины стали занимать в мире все больше руководящих постов. Тогда Блаттер принял решение, чтобы и в ФИФА появилась женщина. И членом исполкома стала представительница Океании, из Австралии. Затем даже в уставе прописали, какое количество женщин должно быть в совете ФИФА или исполкоме УЕФА. При этом женщину должна менять только женщина, мужчина на ее пост прийти не может. Фатма простая в общении, относится ко мне с доверием. Я приглашал ее на приватный обед во время этого чемпионата мира, и она с удовольствием согласилась. Так моя супруга, я, Самура и ее личная помощница отправились в ресторан под Москвой. Самура была в восторге.
«Перенос турнира на зиму – неправильное решение»
– Как вам идея о проведении чемпионата Европы-2020 в 12 странах?
– Я сразу отнесся к ней негативно. В день, когда появилась новость, многие журналисты мне звонили за комментарием, я сказал, что это конец европейского первенства как целостного турнира. Пропадает дух соревновательной борьбы. Кто-то играет в одном месте, кто-то – в другом, все превращается в футбольный фестиваль.
– Кто настаивал на этой идее?
– Платини. Это будет одноразовое мероприятие, посвященное юбилею создания УЕФА.
– Ваше отношение к проведению ЧМ в Катаре? До этого ведь никогда в истории не проводили мировое первенство зимой.
– От России я был членом заявочного комитета. Понятно, что особо не следил, как готовятся остальные претенденты. И когда всплыла заявка Катара, мое внимание привлекло то, что впервые было предложено проводить чемпионат мира на полностью закрытых стадионах с кондиционированием, за счет которого на поле устанавливается определенная постоянная температура, подходящая для футбола, а в зале – комфортная для зрителей. Я был на презентации Катара, ее очень грамотно построили. В итоге Катар победил.
– А почему с переносом на зиму?
– Не знаю, с чем это связано. Но если так случится, то внесет хаос в международный календарь. Клубы привыкли к режиму, который соблюдался десятилетиями. Говорят, что зрителям было бы слишком жарко летом. Но люди же там живут, приезжают туристы. С моей точки зрения, перенос турнира на зиму – неправильное решение.
– Что скажете об идее Инфантино увеличить количество участников чемпионата мира до 48 команд?
– Мне это понятно. И сделано для того, чтобы получить на выборах дополнительные голоса. Других поводов здесь нет.

«Матерезе потрясающий, порядочный. Правда, непьющий»
– Не вспомните какую-нибудь конфликтную ситуацию, которую вам, как вице-президенту ФИФА, приходилось решать?
– Много раз звучала история о противостоянии между Юханссоном и Блаттером. Когда оно достигло апогея, я их помирил. И в очередной раз, когда они посетили Россию, вывез их за город отдохнуть на природу, сходить в баню. Вот мы их пригласили на спортивную базу в Чехов, накрыли огромный стол, посетили очень красивую церковь, святой трехсотлетний источник. И тут мне пришла в голову идея: «А дай-ка я посажу Блаттера и Юханссона в отдельную комнату».
– Удалось?
– Да. Поставили бутылку виски, закусочку. Прикрыли дверь. И я им сказал: пока не договоритесь, отсюда не выйдете (смеется). Они, наверное, выпили полбутылки. Через полчаса выходят: договорились. Просто до этого редко встречались один на один, чтобы спокойно все обсудить. А их подчиненные нагнетали страсти, осложняли обстановку. Вот я и применил такой ход. И весь антагонизм был снят.
– Самый необычный футбольный руководитель, с которым вам довелось общаться?
– Со знаком плюс могу отметить Антонио Матерезе, президента итальянской федерации. Довольно высокомерный человек был, хотя и невысокого роста. Он всегда пытался показать свою значимость. Каким образом? Последним приходил на Исполком. Последним являлся на официальный ужин, на конгресс. Иногда демонстративно прилетал на личном вертолете. Хотя человек он потрясающий, порядочный. Правда, непьющий.

«У российского футбола довольно прочная основа»
– Перейдем к делам российским. Ваше отношение к введению у нас системы ВАР?
– Положительное.
– А где деньги брать?
– Это уже другой вопрос. Пусть думают те, кто этим занимается.
– С деньгами-то у нас не густо. Как пример, в прошлом сезоне исчезли «Амкар» и «Тосно». Сейчас вот-вот может сняться с чемпионата «Анжи». Нет ощущения, что российский футбол пребывает в кризисе?
– Нет, кризисом бы я это не назвал. Знаю, что у российского футбола довольно прочная основа. Имею в виду ДЮСШ, специализированные школы, интернаты, академии. У нас потрясающе развит любительский футбол.
– А профессиональный?
– Вот здесь видны элементы кризиса. Вы упомянули «Амкар» и «Тосно». А у нас вообще-то каждый год во втором дивизионе исчезают по три-четыре клуба. И мы уже рассуждаем о том, чтобы во второй дивизион допустить полулюбительские или любительские команды…
– Когда вы руководили футболом в советские времена, он был на дотации государства?
– Я бы сказал, дотации предприятий.
– А сейчас призывают к тому, что не должно быть государственной поддержки и все должны сами зарабатывать. Но разве футбол – это не социальный проект? Как, например, театры.
– Социальный проект – тогда, когда на футбол ходят от 10 до 20 тысяч зрителей. А когда матчи посещают 1,5 тысячи человек… Какая же тут социальная нагрузка? А вот в театры, кстати, билеты достать не так-то просто. С другой стороны, сегодня без поддержки городской, областной, республиканской, краевой администрации ничего не сделаешь. Без губернаторов могут существовать всего условно пять-шесть команд. Чуть меньше на средства крупных компаний – но опять же с государственным участием. Все остальные – за счет бюджетных денег. Если мы от них откажемся, профессиональный футбол умрет.
– Печально.
– Надо каким-то образом сделать средства, которые идут на развитие футбола в регионах, стабильными и законными. Считаю, областному правительству нужно стать акционером клуба.
– Не разворуют ли деньги?
– Это уже другой вопрос. Есть еще одна идея. На Западе клубы в основном существуют за счет больших телевизионных контрактов. Я не финансист, но давайте предположим, что условно выделяем $2 млрд из государственного фонда и отдаем их телевидению. А оно заключает контракт с лигами и через них возвращает деньги клубам на их содержание. Не на зарплаты и премии, а именно на содержание стадионов, баз и так далее. Это могло бы стать стабильным, законным источником финансирования наших команд…

Полный текст можно прочитать в №2 журнала «Вокруг ЖэКа» за 2019 год